– Вы запомнили?
Он прохладно глянул на меня:
– Нет, я глухой и тупой, в полицию ведь берут только таких. Конечно, я вас услышал, предсказательница.
– Вы днем не дали мне пойти в бар, потому что беспокоились обо мне?
Я расплылась в такой улыбке, что щекам больно стало.
Чан Чон Мин посмотрел на меня с опаской:
– Вы имеете способность радоваться странным вещам. Короче, я побродил по окрестностям, потом заехал домой, переоделся, чтобы внимания не привлекать, и решил глянуть, что тут творится по вечерам. И представьте мое удивление! Не думал, что это ваше любимое место для развлечений.
– Я не развлекалась!
Он фыркнул, и я только теперь поняла: инспектору неоткуда знать о моем примерном поведении, о том, что я к парням даже близко не подхожу. Я вспомнила, в каких ситуациях он меня видел: пялилась на него, пока он приводил меня в чувство, задавала ему неловкие вопросы, а теперь он застал меня, когда я целовалась со смазливым барменом.
Я со стоном прижала руки к лицу. Ну конечно, он думает, я развратница! Богатая, стервозная бездельница, которую не интересует ничего, кроме парней. Кошмар!
– Почему вы не сказали Гилю, чем заняты? – спросила я, чтобы немного отвлечь внимание от своего непристойного поведения. – Он беспокоился о вас. Не доверяете ему?
– Не доверяю, потому что он карьерист и подлиза. Сразу пойдет к старшему инспектору, а я знаю, как наши работают: тут же отдают дело. Хочу немного прощупать почву. Завтра скажу, что был в запое, у меня такое пару раз бывало после…
– После чего?
– Был один инцидент.
Мы ехали куда-то в уютной тишине, я украдкой рассматривала его – старые джинсы, черная толстовка. Одежда, которая ничего не говорит о владельце.
– Вы же часто в барах бываете? – спросила я.
– Нет, – не сразу ответил он. – Мне больше нравятся кафе.
Я представила, как он сидит за столиком, смотрит на деревья за окном, хмуро кланяется, когда ему приносят кофе. И не в этой непритязательной одежонке, а в каком-нибудь модном кардигане. Серьезно, он бы мог понравиться какой-нибудь женщине – очень разумной женщине, не чета мне, – если бы хоть немного за собой ухаживал. Эта фантазия, которую я задумывала как забавную, быстро наполнилась сладкой грустью. Нам никогда, никогда вот так не посидеть в кафе вместе.
– А вы узнали что-нибудь? – спросил он и вдруг расплылся в ухмылке: – Кроме длины языка бармена, конечно.
Я застонала. Как можно говорить такое?
– Не узнала, – процедила я. – Серьезно, думаете, это он что-то сделал с теми девушками?
– Если бы ваше тело нашли в Йемтео, тут-то все и прояснилось бы.
Он беззлобно усмехнулся, глядя на темную дорогу, и мне пришлось снова сжать свое предплечье. Наверное, он увидел это движение краем глаза, потому что спросил:
– Что у вас с рукой?
– Ничего, – правдоподобно удивилась я, внутренне содрогнувшись.
– Врете, – легким тоном сказал он и съехал на обочину.
Я охнула и вцепилась в кресло, чтобы не завалиться на водителя. Мы были на парковке поблизости от набережной Нактонгана.
– Есть хотите? – своим грубоватым голосом спросил инспектор Чан. – Я бы поел. Но если так себе идея, скажите, отвезу вас сначала домой.
Я уставилась на него, пытаясь определить, что же он имеет в виду: «Отлично бы поел, если бы вы не испортили мне вечер, а теперь придется сначала домой вас везти» или простое человеческое: «Я голоден, вы, наверное, тоже, давайте перекусим»? Я поняла, что опять сдавила себе руку, только когда инспектор опустил на нее взгляд. Ну вот, теперь он решит, что у меня чесотка.
– Давайте, если хотите, – равнодушно сказала я.
Пока мы вылезали из машины, я украдкой глянула в телефон. Как и следовало ожидать, куча сообщений от мамы: у меня не было привычки вот так пропадать вечерами. Едва попадая по буквам, я написала ей: «Все хорошо, решила прогуляться в центре, дома расскажу». Не хотелось в глазах инспектора выглядеть маменькиной дочкой, которая отчитывается, куда идет, и я торопливо сунула телефон в сумку, чтобы он не подсмотрел, кто мне пишет.
– Вы что, сегодня прогуляли работу? – спросила я, пока мы шли к набережной.
– Можно подумать, вы не прогуливаете свою.
– Откуда вы знаете?
– Я днем дошел до вашего салона, расспрашивал по пути, не видел ли кто-нибудь погибшую девушку в день ее смерти. Набрел на разговорчивую тетушку в гостинице. Она сообщила, что видела, откуда шла Пак Со Ён, и что вы – не астролог, а ведьма. Нагадали ей, что она поссорится с сыном, и именно поэтому она с ним поссорилась. Ваша вина!
– Нет! – возмутилась я. – Просто им судьба была в тот день поссориться, я потому и говорила ей держаться от него подальше.
– Судьба – та еще стерва. Я возьму суп из водорослей, будете?
Ну почему он всегда формулирует свои мысли так, что приходится разгадывать их, как ребус! Это снисходительное «Так и быть, куплю и вам, если уж хотите» или щедрое «Я угощаю»?
– Я хочу сэндвич. Возьму себе, пока вы в очереди стоите, – нашла я выход из положения.
Буду выглядеть независимой, и ему не придется за меня платить.
Пять минут спустя мы сидели на скамейке, глядя на темную воду и проезжающих мимо велосипедистов, и ели каждый свою еду. Ну я делала вид, что смотрю на воду, а на самом деле была сосредоточена на двух вещах: старалась не капнуть на рубашку соусом и незаметно наблюдала за инспектором, который с аппетитом прихлебывал суп.
– Бармена я проверю на предмет судимостей, – сказал он. Прекрасная застольная беседа. Наверное, он металлический Бык, у них плохо с приличными манерами. – Даже если с этим баром что-то не то, пока предъявить нечего. Да и жених третьей девушки говорит, что она приехала купить сережки у местного мастера, – сомневаюсь, что поход по барам входит в такую программу. – Инспектор допил суп и ловко бросил стаканчик в урну. – Дайте руку посмотреть.
Ни за что! Спешно проглотив кусок, я залепетала что-то протестующее, одновременно соображая, что у него не получится схватить меня за руку и задрать слишком узкий рукав пиджака, тем более что на манжете рубашки целых три пуговицы. Но он не стал меня хватать, просто протянул в мою сторону руку ладонью вверх.
– Я не врач, но хоть гляну. В машине есть аптечка. Вас схватил тот тип в баре? Я такого насмотрелся.
Было велико искушение сказать: «Да, это все он, гляньте, как я пострадала, пытаясь вам помочь!» Упрямиться было глупо, поэтому я сняла пиджак и расстегнула манжет, надеясь, что мой бешеный пульс он не почувствует. Я была одновременно в восторге и подавлена: каждая секунда общения с ним, вроде бы банального, была наполнена внутренней борьбой, уговорами самой себя и жаждой все запомнить. Особенно сейчас, когда я сняла пиджак, а он коснулся моей руки, пусть и чисто из полицейского интереса.
Он закатал рукав и долго смотрел. Я тоже покосилась – ну, ничего особенного, просто синяки.
– Это не он, – сказала я. – Просто я…
– Об дверь ударились? – без улыбки спросил инспектор Чан. Ресницы у него были короткие, зато глаза красивой формы. Когда он смотрел вниз, выглядел как скульптура. – Ваш отец постарался? – спросил он.
– Что?! Да как вам такое… Мой отец – самый добрый человек в мире, как вы вообще…
– Не кипятитесь. Просто это единственный мужчина в вашей жизни, которого я видел. Ну есть еще бармен. И я. И Гиль. Уверен, должен быть и еще кто-нибудь.
– Не мужчина это, вы чего. Я сама. Правда. У меня иногда бывает. – Я нервно засмеялась и потянула руку к себе. – Все в порядке.
«Я сделала это, чтобы о вас не думать. Пожалуйста, не будьте ко мне так добры, иначе мне снова придется это сделать».
– Компрессы с отваром барлерии и гвоздики – лучшее средство. – Он выпустил мою руку, и я торопливо натянула пиджак.
– Я даже не знаю, что такое барлерия. У вас что, семья фармацевтов?
– Типа того. Ладно, идемте. Долгий у вас был денек, а?
– И у вас, – сказала я из вежливости, но он глянул на меня так, будто ему приятно внимание.
