— Быстрее! — выдохнула Хизер. — Бегите к классу мисс Шарп!
Но они продолжали игру, неуклюже повернувшись к ней, расставив руки и шаря ими вокруг. А потом Хизер увидела, как из их ртов и носов сыплется земля, и поняла, что они вовсе не играют.
Мэнли Уэйд Веллман
Песнь рабов
Даже и после смерти в 1986 году Мэнли Уэйд Веллман продолжает радовать новое поколение любителей ужасов переизданиями своих сенсационных рассказов в различных антологиях по всему миру.
Рассказы Веллмана в жанре хоррор, фэнтези и научной фантастики внесли огромный вклад в развитие журналов тридцатых и сороковых годов прошлого века, украшая собой страницы «Weird Tales», «Strange Stories», «Unknown» и «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», и это только некоторые из них. Он написал более семидесяти пяти книг в этих жанрах, более двухсот коротких рассказов и бесчисленное множество комиксов и журнальных статей. Веллман дважды получал Всемирную премию фэнтези. Его лучшие рассказы объединены в сборники «Кто боится дьявола?» («Who Fears the Devil?»), «Худшее еще впереди» («Worse Things Waiting»), «Одинокие бдения» («Lonely Vigils») и «В низине» («The Valley so Low»).
Хотя писатель родился в Африке и сохранил сентиментальные чувства по отношению к этой земле, он редко упоминал о ней в своих произведениях. Одно из исключений — рассказ «Песнь рабов», холодящая кровь история об отмщении из могилы…
Джендер остановился на оголенной вершине горы, вытер пот, струившийся из-под широкополой шляпы по побагровевшему лбу, и оглянулся назад, на пленников. Чернокожие, голые, они, шаркая, поднимались вверх по узкой древней тропе рабов, проложенной сквозь джунгли. Сорок девять человек, пойманные Джендером собственноручно, скованные одной длинной цепью и предназначенные для его плантации там, за океаном… Джендер ухмыльнулся в свои редкие свисающие усы.
Он долгие годы мечтал об этом приключении и планировал его, как другие люди мечтают и планируют путешествия в Европу, святые паломничества или возвращение к родным местам. Он убеждал себя, что это очень выгодно. Рабы проходят через великое множество рук: рейдер, проводник каравана, морской перевозчик, торговец в Нью-Орлеане, Гаване или дома, в Чарльстоне. Каждая жадная пара рук отхватывает немалую долю, и все они поднимают и поднимают цену, которую платит плантатор. Но он, Джендер, приплыл в Африку сам; с дюжиной верных головорезов из Бенгелы он проник в Бие-Байлунду, ночью, перед рассветом, напал на деревню и захватил сорок девять крепких и здоровых туземцев. На длинной цепи остался пустым один ошейник, и, может быть, он сумеет заполнить и его, до того как доберется до своего корабля. Господь свидетель, он просто делает на этом деньги, честно их зарабатывает — а деньги того стоят, для чарльстонского-то плантатора в 1853 году.
Такие доводы он приводил и даже сам в это верил, но свое главное удовольствие скрывал от всех в самом темном уголке сердца. Джендер затеял это путешествие, чтобы потешить свою натуру, требовавшую жестокости и власти. Человек менее свирепый и жестокий удовольствовался бы охотой на львов и слонов, но Джендер хотел охотиться на людей. На самом деле он сэкономил на этом путешествии совсем немного, а то и вовсе нисколько, но зато получил огромное удовлетворение. Он будет каждый день выпячивать свою широкую грудь, глядя на плантации и видя, как эти рабы мотыжат хлопок или обрезают индиго; его сорок девять рабов, пойманные, перевезенные и обученные вот этими самыми большими, крепкими руками, куда более впечатляющий трофей, чем любая клыкастая или рогатая башка, когда-либо выставленная в лавке таксидермиста.
Тут он услышал непонятный звук: так равномерно жужжит пчелиный рой. Рабы негромко напевали какую-то песню, вся эта длинная цепь рабов со страдальческими лицами. Джендер уставился на них и отпустил одно из крепких ругательств, всегда вертевшихся у него на кончике языка.
— Сильва! — заорал он.
Долговязый португалец, шагавший в голове цепи, свернул в сторону и подбежал к Джендеру.
— Patrao?[11] — почтительно спросил он и заулыбался, сверкая белыми зубами на красновато-коричневом лице.
— Чего это они распелись? — рявкнул Джендер. — Не думаю, что им есть о чем петь!
— Просто песня рабов, patrao. — Длинная и тонкая рука Сильвы с серебряным браслетом на запястье сделала изящный небрежный жест. — Это ничего. Туземцы сочиняют такие пустяки и поют их в пути.
Джендер хлестнул по своему башмаку кнутом из шкуры гиппопотама. Послеполуденное солнце, спускавшееся к косматым верхушкам джунглей, зажгло в его прищуренных голубых глазах бледные раздраженные огоньки.
— И о чем песня? — настойчиво спросил он.
Оба зашагали рядом с шеренгой рабов. Та медленно тянулась по тропе, подгоняемая дюжиной надсмотрщиков в красных кепи.
— Просто песня рабов, patrao, — повторил Сильва. — Там поется примерно так: «Хотя ты уводишь меня отсюда в цепях, я буду свободен, когда умру. И тогда я вернусь, чтобы заколдовать и убить тебя».
Тяжелое тело Джендера словно раздулось, глаза сделались еще уже и бледнее.
— И вот это они поют? Гм… — Он снова выругался. — А ну-ка, послушай!
Безрадостная процессия как раз запела короткий отрывистый припев:
— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!
— Дженда… так это ж мое имя! — зарычал плантатор. — Они что же, про меня поют?
Сильва повторил свой плавный жест, но Джендер взмахнул кнутом прямо под носом у португальца:
— Даже не пытайся отмахнуться от меня! Я не младенец, чтобы водить меня за нос. Что они про меня поют?
— Ничего особенного, patrao, — поспешил успокоить его Сильва. — Это значит примерно такое: «Я заколдую Джендера, я убью Джендера».
— Так они что же, угрожают мне? — Круглое лицо Джендера побагровело. Он помчался к шеренге прикованных к цепи черных мужчин и начал изо всех сил хлестать их кнутом. Пение прекратилось, сменившись криками боли. — Я вам преподам урок музыки! — бесился Джендер, продолжая бегать вдоль процессии и хлестать кнутом, но в конце концов вспотел и даже пошатнулся от усталости.
Но стоило ему отвернуться, пение возобновилось:
— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!
Быстро повернувшись назад, он снова начал сыпать ударами. Сильва, подбежавший поддержать его, тоже хлестал и проклинал рабов на их собственном языке. Но когда оба окончательно изнемогли, выпоротые рабы снова затянули свой речитатив, тихо, но упрямо.
— Да пусть их хнычут, — задыхаясь, сказал в конце концов Джендер. — Песни еще никого не убивали.
Сильва нервно усмехнулся: