— А тексты вы где берете? Тоже сами пишете?
— Зачем? Тексты написаны уже две тысячи лет назад.
— Вот как! Интересно.
— Именно так. Зачем что-либо выдумывать, если существует великолепный, никем еще не тронутый материал.
— Я что-то не понимаю вас.
Из бороды Фомы выплыла лукавая улыбка.
— Священное Писание. Чем не сборник текстов? Берем, к примеру, Третью Книгу Царств и шпарим все подряд. Эффект потрясающий. А главное — несем мудрость веков и дух христианства в народ. Я вообще думаю положить на музыку всю Библию. Представляете?
— Пока не очень, — с сомнением покачал я головой.
— Ничего, вы еще нас услышите. У нас великое будущее. Слово Божие не может не дойти до ушей грешников.
— Очень хочу надеяться на это. А что, кстати, означает название вашей группы? Почему именно «Пасхальное яйцо»?
— О! — он многозначительно улыбнулся. — Мы долго шли к этому названию, перебрали уйму вариантов, спорили и даже порой ссорились, прежде чем пришли к единому мнению. «Колокол», «Трубы архангела Гавриила», «Святая Церковь», «Деяния апостолов», «Иисус Назаретский», «Рождество Христово», «Пресвятая Дева Мария», рок-группа имени Великого князя Владимира Киевского и, наконец, «Пасхальное яйцо». Почему именно «Пасхальное яйцо»? Вы знаете, есть в яйце что-то бесконечное, обтекаемое, глубоко философское, изначальное, какой-то тайный смысл, скрытый от нас, простых смертных. Словом, что-то от Бога.
— Вы верите в Бога?
— А как же! — удивился он. — И я, и все мои коллеги по группе. Нельзя же говорить о Боге, не веря в Него. Это уже будет халтура, а не музыка, поверьте моему опыту.
— Верю, — искренне сказал я.
— А в ближайшем будущем я собираюсь принять сан, получить какой-нибудь дальний сельский приход и обосноваться всей командой в тамошней церкви, а вместо нудных проповедей исполнять прихожанам нашу музыку. Я уверен, что народ, и особенно молодежь, хлынет к нам. А, как вы думаете?
— Мысль оригинальная, — сказал я. — Весьма.
— А если все пойдет хорошо, — мечтательно произнес Фома, — сыграем мы им оперу «Иисус Христос — суперстар» на церковно-славянском. Как вы на это смотрите?
Я не успел высказать свое мнение по поводу этой смелой затеи. Долговязый верзила с Алтая громко и пронзительно заржал. Нетрудно было догадаться, что причиной этой великолепной имитации лошадиного ржания послужили последние слова Фомы, к которому я проникся искренней симпатией и которому желал исполнения всех его грандиозных замыслов. Фома обиженно выпятил нижнюю губу и тут же скрылся за сплошной завесой своих волос, словно за чадрой. Внезапно ржание сменилось угрожающим рычанием и яростным скрипом хлипкого стула. Я непроизвольно взглянул на долговязого. Взгляд его уперся в Мячикова, который стоял в дверях и кого-то высматривал в зале. Вот он увидел меня, и на его луноликой физиономии расцвела широкая улыбка. Приветливо махнув рукой, он двинулся через весь зал к моему столику.
— А вот и я! — весело произнес он и учтиво поздоровался с Фомой. — Чем сегодня травят?
Он стоял спиной к алтайским передовикам и потому не видел, как те буравят его затылок злобными взглядами; реакция этих мрачных людей несколько озадачила меня.
А Мячиков с любопытством разглядывал столовую и беззаботно улыбался.
— А знаете, Максим Леонидович, — вдруг сказал он, — я, пожалуй, рискну отобедать сегодня в этом чудесном заведении, тем более что запасы мои подошли к концу. Надеюсь, вы составите мне компанию.
Я ответил, что сделаю это с величайшим удовольствием. Мячиков еще пару минут повертелся возле нас и покинул зал. Долговязый тип мрачно смотрел ему вслед, мял в огромном кулаке алюминиевую вилку и ожесточенно хрустел скулами. Лицо его, и без того багровое, покрылось темно-бурыми пятнами. Его товарищ тоже кипел, но с меньшим накалом. Столь сильная буря страстей, вызванная у этих людей появлением Мячикова, не укладывалась в моем сознании. Не тот человек Григорий Адамович, чтобы возбуждать в ком бы то ни было ненависть, ярость и гнев. Была во всем этом какая-то неувязка.
К двенадцати часам в номер влетел Щеглов.
— А известно ли вам, коллега, — переведя дух, спросил он, — что у этого здания имеется обширный подвал, запираемый изнутри? — Я удивленно вскинул брови. — А, я так и знал!
Он залпом выпил стакан воды, достал было папиросу, но вовремя спохватился и спрятал ее обратно.
— Обшарил все здание сверху донизу, — продолжал он. — Любопытный домик, скажу я тебе. Видеотека и зал игровых автоматов пустуют, зато в биллиардной жизнь бьет ключом. И знаешь, кто там прописался? Эти четверо алтайских головорезов в компании с твоим симпатягой доктором — и все пьяные. Алтайцы попеременно режутся в биллиард, а доктор сидит в углу и коротает время в одиночестве, молчании и самосозерцании. По-моему, они все заодно. По крайней мере, когда я вошел, алтайцы о чем-то вполголоса беседовали между собой, совершенно не замечая доктора, но при моем появлении разговор тут же оборвался и не возобновлялся до тех пор, пока я не убрался оттуда, причем их вид был настолько агрессивен, что даже мне стало не по себе, — а мне, как ты наверняка знаешь, приходится иметь дело с людьми далеко не робкого десятка. Четвертый этаж особенного интереса у меня не вызвал, но вот подвал… С подвалом несомненно связана какая-то тайна. Я обнаружил три двери, ведущие в него, и все запертые. При более внимательном осмотре я пришел к выводу, что ими часто пользуются. За одной из дверей мне даже послышались приглушенные голоса, но ручаться я за это не берусь. И если с подвалом связано действительно что-то таинственное, то об этом наверняка должен знать директор дома отдыха. Вообще, директор произвел на меня впечатление странное: какой-то запуганный, дерганый, и — главное — не чувствует себя хозяином, словно кто-то невидимый направляет все его действия. Штат у него невелик: помощник, две уборщицы, водитель, два повара, два работника по кухне, в обязанности которых входит мытье посуды, разгрузочно-погрузочные работы, уборка столовой и смежных с ней помещений, и твой приятель доктор. Итак, из восьми человек, названных мною — сюда же входит и директор, — шестеро — мужчины. Необычная пропорция, не правда ли? Да, чуть не забыл, есть среди обслуживающего персонала еще одна особа женского пола, девушка по имени Катя, только что закончившая кулинарный техникум и посланная в эту глушь отбывать практику. Очередная гримаса судьбы. Она тоже выполняет работу по столовой
Я вспомнил, что как-то раз, а то и два, видел розовощекую молоденькую девушку в белоснежном фартучке, мелькавшую меж неказистых столиков сумрачной столовой. Честно говоря, до сих пор я ни разу не задумывался о ее существовании, как не замечаем мы порой снега зимой, а травы летом.