— Да-да, я помню, — несколько торопливо перебил Хольма комиссар. — Именно тогда академик Пильман начал свои процедуры по нехирургической кардинальной косметологии.
— Вы знакомы и с такими умными столичными словами? — удивился капитан. — Не ожидал от простого полицейского…
— Университет рядом, тут многого наслушаешься, общаясь и со студентами-буянами, и преподавателями, берущими их на поруки, — нарочито оправдался Тарон. — Для вас — дикость, а у нас в любой дешевой кафешке можно услышать рассуждения о синтезе дезоксирибонуклеиновых кислот, замене углерода в белке на кремний, ну и тому подобной чуши…
— Это и в самом деле чушь или только вы так думаете? — подозрительно с просил Хольм.
— Ох, господин капитан, — вздохнул полицейский. — Давайте все-таки писать отчет, а то уже ночь на дворе, меня дома ждут, а у нас, кроме заголовка, не родилось ни одной осмысленной строчки.
— Ну, думаю, ваша племянница отлично понимает специфику розыскной работы, пусть здесь она осуществляется и не в таких масштабах, как в столице, — заметил особист. — Значит, волноваться по поводу вашей задержки на службе не будет…
— Не стоит акцентировать внимание на родственных связях, это провинция, и тут все тянут своих поближе, так надежнее, — огрызнулся комиссар. — Что касается Эмилии, то постарался сделать все, чтобы девчонка после школы не бросилась покорять столицу… до сих пор отлично помню, что там случается с такими юными «покорительницами»… а вот волноваться она все равно будет, за последние двенадцать лет я задерживался на службе, тем более так поздно, лишь дважды.
— Я не хотел вас обидеть, господин комиссар, — сухо извинился Хольм. — Давайте и в самом деле начинать писать…
С десяток листов отличной писчей бумаги, специально принесенных племянницей начальника полиции из машбюро мэрии — полицейские обыкновенно обходились желто-серыми, расползающейся под нажимом авторучки листами, но не показывать же гостю из столицы свою провинциальную бедность и убогость — давно уже скучали на столе перед сотрудником Особого отдела. И хотя тому по-прежнему в голову лезла сплошная канцелярская дребедень, вроде «проведения оперативных мероприятий», «по результатам опросов» или «вследствие сопоставления имеющихся фактов», вкупе почему-то с сухим и торжественно-приказным: «В связи с вышеизложенным…», капитан Хольм довольно быстро набросал черновик, отметив в нем активное содействие его миссии местного полицейского управления, запросив малозначимые архивные данные и присовокупив завуалированную просьбу о помощи людьми. Сказалась и канцелярская сноровка, и опыт по написанию десятков и сотен всевозможных важных и не очень бумаг, которыми и рядовые сотрудники, и руководство не только Особого отдела, но и всего Департамента умело прикрывало собственные промахи и выпячивало мало-мальски значимые достижения.
Прочитав вслед за самим особистом составленный отчет, комиссар, с разрешения своего визави, поправил парочку малозначащих фраз, в душе признаваясь, что сам бы за такое сочинение от подчиненного поставил бы тому школьный «неуд» по содержанию, но все же завизировал бумагу и вернул её Хольму.
— Надеюсь, до почтамта вы доберетесь самостоятельно? — осведомился полицейский, закрывая кабинет после того, как оба полуночника вышли в приемную. — Какой бы мы ни были провинцией, но почта и телеграф у нас имеют круглосуточно работающий отдел, только не рвитесь через парадную дверь, пройдите левее, там служебная, её не запирают на ночь… да и такси вас уже ждет у выхода из управления, на нем же доберетесь потом до гостиницы…
Капитан коротко кивнул, напомнив, что завтра с утра планирует посетить университетские общежития — пожалуй, больше для проформы, чем в надежде узнать что-то новое для себя и для дела.
— А я займусь текучкой, — в ответ сообщил полицейский. — Знаете, как бы ни было у нас спокойно, но за три дня накопилось, думаю, порядочно бумаг, требующих моего вмешательства.
…торопливо пробираясь проходными дворами в непривычном пустынном мраке давно спящего провинциального городка комиссар Тарон все с новой и новой силой укорял сам себя: «Старый дурак! Совсем перестал ловить мышей и расслабился здесь, в покое и благополучии синекуры! Все оперативные навыки потерял, как и не было их никогда! Ну, как же я мог не заметить того, что просто бросается в глаза? И ладно бы месяц-другой назад, когда был не в курсе всей этой чудовищной истории с Пильманом, но после рассказа особиста я просто обязан был широко открыть глаза и посмотреть вокруг!!! Нет же, искал зачем-то школьные фото этой Милки, когда и так все было понятно, бродил кругами по улицам вслед за приезжим, которому наши проходные дворы и сквозные тупики в диковинку…»
В небольшом двухэтажном домике, едва ли не в седьмом поколении принадлежащем семье Таронов, который ни один, даже самый въедливый налоговый инспектор не осмелился бы назвать особняком или усадьбой, лишь на первом этаже, в угловом, кухонном окне горел слабый свет, но — комиссару повезло, Эмилия еще не ложилась спать, привычно поджидая с работы беспокойного дядюшка, изрядно припозднившегося в этот раз. То, что по вине родственника сорвался её выход в кино с одним интересным пареньком, девушку совсем не тревожило, было бы желание, а кино — никуда не денется, а вот приезд столичного особиста, нагрузившего начальника полиции какими-то таинственными делами, серьезно волновал его родственницу.
Но тем не менее, Эмилия встретила своего дядю разогретым в очередной раз легким ужином, который Феликс проглотил, кажется, не заметив, что лежало перед ним на тарелке, и дело тут не в рассеянности, девчушка еще на пороге дома поняла, что комиссар чем-то сильно взбудоражен и с трудом сдерживается, чтобы не начать расспрашивать её о чем-то прямо в прихожей. Закончив с едой, полицейский вдруг попросил у племянницы не слабенький чаек, чтобы можно было в спокойном сне провести остаток этой ночи, а чашку кофе и ликер.
— Ох, дядя Феликс, что-то ты разгулялся на ночь глядя, — назидательно заметила девчушка, копируя интонации своей матери. — Уснешь, наверное, под утро, а ведь тебя ждет еще нервотрепка с этим викингом…
— Раз уж ты сама вспомнила о нервотрепке, то, пожалуй, начнем с тебя, — отозвался комиссар, щедро подливая в чашечку кофе темного миндального напитка и с легким прищуром разглядывая присевшую напротив него племянницу.
В свете маленького бра с матовым абажуром и слабенькой лампочкой, рыжие кудряшки Эмилии светились наподобие нимба, а лицо девушки — умиротворенное и заботливое — выглядело идеалом домашней хозяйки. Но Феликс Тарон усилием воли подавил в себе заботливого дядюшку, пропустив вперед дотошного полицейского, почти не обращающего внимание на маленькие женские прелести.
