Самая старшая из них была госпожа Ярвиделла, четыреста двенадцать лет. Остальные же были совсем молоденькими, от сорока одного до пятнадцати лет. Была среди них даже совсем маленькая, семилетняя девочка. Её не сразу заметили, потому что более старшие постоянно кружились рядом с ней и закрывали от чужих глаз. Плетущая Косы, всё это время ничем не выдавшая себя и старавшаяся даже не смотреть в сторону прибывших, не выдержала и со слезами бросилась к этой малышке.
– Моя Ризайя! Моё сокровище!
Плачущая женщина, уже ничего не боясь, прижала к груди трёх старших дочерей, потом пятнадцатилетнюю девочку, которая имела смелость напасть на самого хайнеса, и стиснула в объятиях малышку. До Майяри с запозданием дошло, кто же был предателем в общине. Госпожа Зиярелла была очень рада встрече с дочерями, но всё же она не выглядела поражённой, увидев своих младших дочерей, якобы погибших при обвале, живыми.
Как помнила, Майяри самая младшая дочь Плетущей Косы родилась незадолго до того, как она сбежала из общины. Два года назад девочки «погибли». Получается, что малышка жила среди скитающихся женщин с пяти лет. Сколько усилий им пришлось приложить, чтобы сохранить ребёнка живым в суровых условиях?
Нацеловавшись и наплакавшись, госпожа Зиярелла тихонечко вернулась к костру и, испуганно посмотрев на Вахеша, шмыгнула под шкуру. У того едва трубка не выпала.
– Госпожа, если вы хотите, то можете пойти к дочерям…
– Благодарю, господин! – женщина с жаром поцеловала его руку.
– Шкуру-то возьмите! Холодно…
Но женщина только испуганно обернулась и вернуться не посмела. Вахеш досадливо сплюнул:
– Гадко как-то чувствую себя…
Майяри ему посочувствовала.
А наутро началось настоящее безумие.
Стоило госпоже Ярвиделле встать, шагнуть, сесть точить копьё, повести плечами или хотя бы бросить тяжёлый взгляд, и оборотни начинали спотыкаться, падать в костры и вообще переставали воспринимать реальность. Нет, были и те, кто прекрасно держался, например, посмеивающийся консер, занятой хайнес и господин Шидай, который красотой женщины искренне восхищался, но головы не терял. Ранхаш и Ёрдел тоже мало интересовались Благословлённой на Одиночество. И, как казалось Майяри, мастер Дагрен тоже.
Он и раньше держал себя в порядке. Всегда причёсан, умыт, побрит, одет в чистое. Да и смотрел он на женщин с благодушной улыбкой, выглядел вполне вменяемым, не спотыкался, не замирал и не пялился неотрывно на госпожу Ярвиделлу.
Но сейчас, когда он принял от господина Шидая фляжку, Майяри заподозрила неладное.
Мастер открутил крышку, и даже девушка учуяла крепкий запах дики. Мастер же ничего не учуял, спокойно отпил и опять ничего не почуял. А когда Имлард подёргал его за рукав и поспросил:
– Дядя, можно пить? – спокойно протянул фляжку ему.
– Конечно.
С шипением Шидай выхватил сосуд и вручил испугавшемуся мальцу воду.
– Дагрен, – с нажимом протянул лекарь.
Мастер посмотрел на него с той же благодушной улыбкой. Она медленно стекла, и в глазах оборотня отразились ужас и отвращение.
– Ночью госпожа Ярвиделла ходила к ручью, – едва слышно выдохнул он.
Шидай присвистнул, предположив, что женщина купалась.
– Это невоздержанное чудовище, – мастер в ярости ткнул себя в грудь, явно говоря о звере, – всю ночь на брюхе ползало за ней по камням.
Майяри фыркнула. Лекарь тоже не очень проникся сочувствием.
– О, ну такое бывает, Дагрен. Обычно бывает чаще, но у тебя вот второй раз в жизни.
– Ты с ума сошёл?! – вскинулся на намёк мастер. – Я вдовец, у меня ребёнок и мне шестьсот три года! А она такая молодая, такая красивая и… – глаза оборотня стремительно пожелтели, и последние слова он протянул с недовольным «мр-р-р», – …и так… мр-р-р… мало ест.
Тщетно пытаясь сдержать смех, Майяри подавилась слюной.
Казар отмер и услужливо похлопал её по спине. А после опять уставился на госпожу Ярвиделлу.
– Да худовата, – с притворной серьёзностью согласился господин Шидай. – Но нашу еду опасаются есть. Вот бы им свежей баранинки, ещё не освежёванной. Ягод каких-нибудь, мёду…
Господин Дагрен с рычанием взглянул на него и, вскочив, зашагал прочь.
– Майяри, у вашей этой Благословлённой на Одиночество рука тяжёлая? – весело спросил лекарь.
– Очень!
– Ну да Дагрена вряд ли ударит.
– Вы о чём?
Раньше Майяри никогда не посещала мысль, что за Благословлённой на Одиночество можно ухаживать. С серьёзными намерениями. Она же благословлена на одиночество. А теперь эта мысль закралась в её голову и поразила в самое сердце.
– Вы что?! Мастер Дагрен такой приличный… Он не осмелится.
– Ну да, – насмешливо вскинул брови Шидай. – Дагрен всегда был очень увлечён своими изобретениями, и на женщин времени у него не было. Он вообще не считал любовь чем-то важным. Пока свою жену не встретил. И отреагировал почти также! Мол, мне пятьсот пятьдесят лет, я всего лишь скучный преподаватель, а она такая… И тем не менее начал ухаживать, причём так забавно, что устоять перед ним было очень сложно. И обидеться тоже.
– А как это забавно?
– Тебе когда-нибудь копчёные окорока вместе с букетами таскали? Хотя кого я спрашиваю? Ты замуж за Ранхаша вышла! Он же тебе дракона подарил.
– У-у-у, сразу видна серьёзность намерений, – одобрил Казар и опять уставился на госпожу Ярвиделлу.
– Ты на неё не очень-то засматривайся, у неё зуб на хаггаресов, – предупредила Майяри.
– Ох, госпожа, – слуга мечтательно вздохнул, – если она пожелает, я и хаггаресом быть перестану. Деревом назовёт, деревом буду.
– Сумасшествие, – тяжело вздохнула Майяри.
В последний день жители начали выезжать за ворота в сопровождении тяжело гружённых обозов. Самый большой из них – длинная, накрытая деревянным коробом телега, в которую были по парам запряжены десять лошадей – медленно катился в центре процессии. Там скрывались деревья из Сада, которые теперь предстояло осторожно перевезти на равнину. Майяри даже представлять не хотела, сколько это займёт времени, но уже понимала, что ценный воз придётся оставить позади под охраной, чтобы жители прибыли на новое место пораньше и успели отстроить дома к зиме.
– Я не могу сделать это один? – поинтересовался Ёрдел.
– Нет, – категорично отозвалась Майяри и уставилась на ворота Сада.
Настоящие, парадные ворота Каменного Сада находились в глубине горы. Нужно было пройти по длинному коридору, освещённому только факелами, и только тогда перед глазами представали тяжёлые каменные ворота, с вырезанной на их поверхности растительностью.
Майяри прикоснулась к ним ладонью, и створки медленно, с натугой отворились внутрь. Великолепие Сада на мгновение заставило девушку замереть на пороге и почувствовать острую тоску. Скоро вся эта красота уйдёт под землю и будет скрыта от чужих глаз. Столько труда, столько творческих усилий… На миг ей стало жаль расставаться с этим местом, и зов камней зазвучал куда привлекательнее. Но локтя коснулся Ранхаш, а Ёрдел и вовсе уже прошёл внутрь и теперь спокойно осматривался, не обращая внимание на тянущиеся к нему ветви с драгоценными плодами. Майяри поспешила за ними и, вздрогнув, замерла в напряжённой позе. Только что ей послышался характерный звук обрыва металлического черенка и явно вспомнились давние события, когда вот так же тонко бзинькнула обрываемая нить и на руку брата упал камень.
Но тогда звук раздался над головой, а сейчас где-то в стороне. Тоненько звякнул упавший «плод», и девушка облегчённо перевела дыхание. А затем достала из кармана юбки исписанные листы и протянула брату. Раньше отдавать боялась, вдруг без неё уйдёт.
Ёрдел внимательно всмотрелся в печати, потом окинул взглядом утопающие в темноте стены и потолок и кивнул. Майяри встала рядом.
Чертить символы в воздухе они начали одновременно. Сперва ничего не происходило, они просто водили пальцами в пустоте. Затем усилился тонкий звон «плодов», воздух перед Майяри и Ёрделом помутнел, послышал тихий гул. Девушка ощутила, как из неё начали стремительно уходить силы. Они всасывались в пол, расходились по нему в разные стороны, поднимались по стенам и заползали на потолок. Земля задрожала, гул сменился треском, сверху посыпалась пыль. В голове у девушки немного помутнело.
