Собака сочла своим долгом проводить соседку заливистым лаем.
«Это я бомжиха?» – возмутилась ошарашенная Наташка, сжимая в руке конверт.
«А что еще они могли подумать, сама посуди? Сколько ты тут торчишь? Не кипятись. Просто давай отойдем подальше. Слушай, до меня, кажется, дошло. Похоже он влюбился в ту Наталью, которую встретил первой! Понимаешь? Сказано было влюбиться в Наталью, он и влюбился. Мы ведь не уточняли в какую именно, фамилии не называли, в отличии от Антона.»
Подруга застыла на мгновение, как жена Лота, а потом опрометью ринулась во двор с криком: «Надо сказать ему!»
«Стой! Ты куда?» – опомнилась Маша и поволокла коляску вслед за подругой. – «Что сказать? Как сказать? Ты совсем сдурела? Не смей ничего говорить!» И безнадежно отстала, преодолевая обледеневшие бордюры. Коляска угрожающе скрипела и ходила ходуном, протестуя всей своей тонкой, склонной к поломкам натурой против такого беспардонного обращения. Но догнать ракетой мчащуюся Наташку она была не в силах.
***
Нателла, остановившаяся в десяти шагах от подъезда, готова была разреветься от бессилия. Чего она уже только не делала с этим надоедливым безумным поклонникам в надежде, что он отстанет: демонстративно игнорировала, скрывалась, ругалась, кричала, просила, плакала. Фанат был неумолим в своем обожании. Сейчас Нателла его боялась. Точнее не столько его, сколько всех тех неприятностей, которые могла повлечь за собой вся эта двусмысленная ситуация. А ведь ее вины в этом не было никакой. Ну почти. Разве только мысли, всего лишь мысли в самом начале. Там, на морском берегу, она позволила себе помечтать. Просто помечтать и ничего больше. Она никогда не решилась бы ни на что иное. И уж тем более сейчас, когда отпускной морок полностью улетучился, и она вернулась к обычной жизни.
Если она не сумеет отвадить от себя этого сумасшедшего, все может кончиться плохо. Муж не потерпит даже тени подозрений. А уж если увидит противную улыбающуюся физиономию поклонника, непременно бросится в драку. Какова будет ее жизнь после такого инцидента, страшно даже себе представить. Муж не забудет этого никогда. И не простит, хотя прощать то было и нечего. И не поверит никаким оправданиям. И будет считать, что она его опозорила. Она, Нателла, – приличная женщина, мать, жена, хозяйка. Глупости не для нее. Разве могла она рискнуть своей стабильной, сытой и спокойной жизнью ради неизвестно кого?
Псих с букетом наперевес радостно топтался у подъезда. И пока Нателла размышляла, держа за руку щебечущую о школьных делах дочь, из-за ее спины вихрем метнулась женщина в объемном бесформенном пуховике, поскользнувшись на бегу покачнулась, взмахнула руками и свалилась на руки надоедливому поклоннику. Сочно хрустнули сломанные стебли роз, и парочку обсыпало взметнувшимися в воздух алыми лепестками.
Еще через мгновение из-за ее спины вырулила на бешеной скорости коляска и вильнула на повороте, скрипнув внутренностями. Толкала ее, крепко вцепившись двумя руками в ручку, еще одна раскрасневшаяся женщина. И обе они что-то кричали на бегу. Нателла с изумлением взирала на образовавшуюся у подъезда свалку.
«Наталья, э … простите, не помню Вашего отчества, с Вами все в порядке?» – пробасил Антон, с жалостью глядя на остатки букета.
«Да. Теперь все точно будет в порядке,» – решительно заявила поднявшаяся на ноги Наташка и вцепилась в лацканы его куртки. – «Я все тебе сейчас объясню.» Взгляд ее был безумен и сосредоточен одновременно. Руки бездумно теребили собачку молнии, грозя вырвать ее с мясом. Антон попятился.
«Нет,» – завопила подлетевшая в этот момент Маша. – «Не смей! Не смей ничего говорить! Совсем спятила?» И, бросив коляску, вцепилась в рукав Наташкиного пуховика. Изделие китайской швейной промышленности напора не выдержало и треснуло в аккурат по плечевому шву, обнажив неприглядные синтепоновые внутренности. Наташка на происшествие не обратила ни малейшего внимания. Глаза ее горели, как у дикой кошки, ноздри раздувались. У Антона холодок пробежал по спине. Он предпринял робкую попытку убрать Наташкины руки. Но проще было, наверное, разжать челюсти нильского крокодила.
«Антон, произошла ошибка. Ужаснейшая ошибка,» – проникновенно начала Наталья. – «Все задумывалось по-другому и должно было быть иначе. Ты влюбился в эту черную ворону случайно.» Влюбленная фурия, не глядя, ткнула пальцем в сторону Нателлы.
«Кто это здесь ворона?» – возмутилась Нателла. – «На себя посмотри, корова.»
«Мама, почему тетя тебя обзывает?» – встряла Сусанна.
«Это глупая и злая тетя,» – сказала Нателла, покрепче ухватила дочь за руку и стала пробираться к подъезду.
«Я злая?» – возмутилась Наташка. Она бросила злосчастного Ромео, развернулась и уперла руки в боки на манер буквы «Ф». Сейчас она способна была закатать в асфальт одним взглядом. Повиснувшая у нее на руке Маша была сметена в сторону легким движением руки. Нателла только сейчас узнала в ней свою квартирную хозяйку. Выставив впереди себя школьный рюкзак, она пробиралась к подъезду. Наташка бросилась на нее молча, точно подслеповатый злобный черный носорог. Нателла взвизгнула, оттолкнула в сторону дочь, двумя руками метнула фурии в лицо розовый рюкзак и бросилась в другую сторону. Через пару шагов ее подхватили сильные руки. Антон обнял молодую женщину и прижал к себе. Спустя мгновение ему в скулу врезался волосатый кулак и послал в глубокий нокаут.
***
Закон трех поросят гласит: чем крепче дом, тем больше иммигрантов. Иммигранты бывают разные. Одни везут с собой мешки с деньгами и получают весьма теплый (или хотя бы равнодушный) прием. Другие везут цыганский табор: жен, детей, других многочисленных прожорливых родственников, а также вагон и маленькую тележку проблем: хаос, грязь, болезни, средневековые обычаи, криминал и прочее.
Местное население немедленно дистанцируется от визитеров и начинает активно проявлять недовольство. Это наш, мол, крепкий и уютный домик, чего понаехали? Нам самим здесь тесно. Запуганные иммигранты в ответ сбиваются в стаи, вызывая агрессию со стороны местного населения. Что совершенно естественно, ведь вместе во враждебной среде выжить проще. Ну а где агрессия, там и мордобой.
Мордобой – явление интернациональное. Начистить друг другу морду могут и продавцы на центральном рынке, не поделившие денежного клиента; и разгоряченные покупательницы торгового центра, не поделившие последний рулон туалетной бумаги во время «черной пятницы»; и даже в университетской курилке, во время диспута о научной теории, вам вполне могут подправить лицо. Но классика жанра, конечно, мордобой из-за женщины. В нем обычно побеждают те, у кого в крови горячее солнце и домашнее вино.
Вагиф, гневно соря, потирал ушибленный кулак. Пустить его в ход еще раз ему помешала повисшая на руке Сусанна. Минуту назад, въехав во двор дома, он лицезрел немыслимое: его собственная жена бесстыдно бросилась в объятия другого мужчины. Теперь хахаль, в
