Ёльма. Мений, после того как его мать пропала, а он был уверен, что пропала и в байку отца не верил, стал одержим поиском правды. Это навело его на мысль о сокровищах Святого Ёльма. Одним из сокровищ, описанных в книге Создателя, был перстень Истины. Мений хотел выяснить, что случилось с его матерью и решил, что должен попытаться найти этот перстень.
В одну из ночей мальчишки тайком спустились в усыпальницу, но обыскав все углы, ничего не нашли и принялись дурачиться. Ладони скульптур Святых по традиции был раскрыты и протянуты вперед, на каждой из них были выбиты слова молитвы. Алоний, решив впечатлить друга знанием эссале, ходил и нараспев читал надписи на Святых Дланях. И вдруг, она из скульптур, глядя на них плачущими глазами, запела. Мальчишки испугались и дали деру, но любопытство победило и на следующую ночь они вернулись.
Во второй раз Алоний начал читать не с правой ладони, а с левой, той, что от сердца, как учила его мать. Складки длинных, мраморных одеяний заструились и камень стал обращаться в шелк. Скульптура засветилась и обернулась живым человеком.
С постамента на ошарашенных мальчишек смотрела девочка, чуть старше их самих.
Она прожила у кейру несколько месяцев, про себя и трех слов не сказала, но зато охотно помогала со сбором трав, а потом предложила продавать её отвары, сборы и маринады в деревне. Чтобы её появление никого не удивило, понадобилась легенда, так у лесничего Веридия появилась дочь. Ее привел Мений, сказал, что девочке, он назвал ее Ина — безымянная, нужна крыша над головой, и она готова помогать по хозяйству, пока матери нет. Когда лекарственные отвары и маринады стали продаваться, Веридий радостно потирал руки, ему понравились деньги и он стал открыто называть Ину свой дочерью.
Алоний тем временем, использую молитву Создателя, с помощью которой он расколдовал скульптуру, попытался освободить отца из оболочки зверя, но у него ничего не вышло. Он расстроился и долго упрашивал Ину помочь ему, но та делала вид, что не понимает. Тогда Алоний разозлился и стал искать другую молитву, молитву обращающую, а когда нашел, решил наказать виновных. Тут то и приехали они с дедом…
— Люди любят истории, — сказала кейру. — Сказки и легенды объясняют страшный, большой мир. Так истина забудется и обернется в сказку.
— Хорошая сказка не всегда хорошо заканчивается, — сказал монсеньор и встал. — Веридию, Мению и безымянной деве очень повезло, они смогли избежать костра, надеюсь, везение и дальше не оставит их.
Кейру смотрела на монсеньора без улыбки.
Все понимали, кто помог беглецам укрыться, запутав следы.
— Им стоит быть осторожными, — продолжил монсеньор. — Избегать многолюдных трактов и больших городов. Герн Рейнор де Грид как охотничья собака — если взял след, то уже не отступит. Он считает Веридия виновным в убийстве жены, а может и того хуже, колдуном, что владеет нечистой магией Хатта. Стоит ему рассказать эту историю роверену Дериху Ямеру, епископу Решаньскому и Сешальскому, как вся белая рать отправится на поиски беглецов.
Кейру выслушала монсеньора и молча проводила их до ворот.
Когда они уезжали в окнах дома на опушке ярко горел свет.
Мальчик догнал их уже за воротами, сунул Орису в руки конверт и убежал. На лес уже опустились сумерки, сур поднял лампу повыше и грамард увидел подпись. Аккуратный почерк деда ни с чем нельзя было перепутать.
Подпись гласила — Последнему Тигру.
“Пришел час, когда наши дороги расходятся, — звучал в голове Ориса голос деда. — Только Создателю ведомо, сойдутся ли они вновь. Да хранит тебя Истина дарованной Им речи”
Трудно поверить, но прошло меньше недели с тех пор, как Орис с дедом спорили на этом же самом месте. Грамард оглянулся на широкую дорогу, которая теперь понемногу съеживалась и сползала в лес, поправил седельные сумки, печать на луке седла и похлопал Чужого по шее. Герн Рейнор был так щедр, что отдал ему коня. Где-то там, позади, оставались ржавый подвесной мост и красные стены города, в котором навсегда останется часть его души. Вместе же с ним в дорогу впервые отправляется надежда, надежда когда-нибудь отыскать и освободить брата. И возможно, снова увидеть деда.
— Ну как ты там, — окликнул он сура. Кастор тащился медленно и хотя выглядел он крайне уверенно, Орис чувствовал его сомнения и страх. Путешествовать в свите монсеньора это одно, а вдвоем с грамардом, совсем другое.
— Ты же хотел мир посмотреть? Ну так вперед!
— Можно было бы принять карету в дар от монсеньора и ехать по-человечески! — фыркнул сур.
Впервые на памяти Ориса Кастор был так слепо нелогичен, он ныл о карете с той минуты, как они выехали за ворота.
— Где это видано, чтобы безземельный дарь, да еще и грамард, путешествовал в карете? Или может ты видел сура без году неделя на службе у церкви, а уже на колесах? Вот поседеешь, пузо в кафтан из бархата посадишь, а потом и на карете прокатимся!
Сур рассмеялся. Они как раз проезжали мимо указателя, который гласил: «Сешаль — Обитель Святого Ёльма».