в обитель опять? — поинтересовался старейшина.
— Не могу, — честно ответил Идэн. — Нас осталось всего двое. Нельзя разделяться.
Он помнил о том, что где-то на этих же улицах сейчас скрытно ведет свою охоту и Ройс. Но выдавать своего самого верного и опытного рыцаря командир не собирался.
— Отвезу сам, — решил Стефан. — Заодно поспрашиваю там, что додумаюсь.
— Спасибо, — охотник чуть поклонился.
— Не за что, — отмахнулся старейшина. — Сам не сгинь без меня тут.
— Я знаю, чего нужно избегать, — признался Идэн.
— Вот и поберегись, — наставительно изрек местный голова. — Что-то еще могу сделать? Может, найти кого, подсобить в чем, подсказать?
— Да, — этого не стоило делать, но охотник не удержался. — Ты помнишь Лиссу?
Стефан нахмурился, а потом чуть ли не просиял.
— Мелисса! — он закивал. — Конечно, я ее помню. Больше не саму девчонку, а ее мать. Они жили за стеной. Но после того случая…Ну…
Он замялся.
— После того, как погиб твой отец и другие люди в квартале, — нашел нужные слова старейшина. — Они переехали в обитель. Зилона же была травницей, вот, там, у жрецов к лесу ближе и безопаснее. А Лисса… Она наездами в наших местах бывала. Только три года назад, когда ее муж погиб, снова вернулась в обитель. Жила с год там, не выезжая. Сейчас…Да и в городе бывает, и там, у жрецов. Редко ее вижу. Как ты-то ее вспомнил?
На этот вопрос Идэн отвечать совсем не хотел. Он и не забывал ту девочку с золотистыми волосами и вызывающими взглядами. Она просто была его детством.
— Многие пострадали тогда, кто жил рядом, — нашел охотник безопасное объяснение. — Мне называют разные имена, я о них и узнаю.
— А! — старейшина закивал. — Ну, это тебе надо. Все же родной тебе наш город.
— И мне пора посмотреть многие родные места, — отозвался рыцарь. — Стоит поторопиться и поймать ведьму.
— Бывай, — махнул ему Стефан на прощание. — Береги себя и своего парня.
Идэн повернулся и зашагал по улице. Дик поджидал его, стоя чуть дальше, не мешая разговору. Да и когда отправились по делам, младший из рыцарей молчал. У командира было время подумать. О Лиссе. Не о девочке, которую он помнил, а о взрослой женщине. О той, кто лишает разума его людей. Все сходилось вокруг нее. Все, что происходило в этом городе. Пусть он сказал Стефану, что злодеяния разные, как и, возможно, потраченная на них магия, но…
Гиацинтовой ведьме доверяли в обители, она легко могла убить экзекутора. В городе ее тоже знают, особенно в мастеровых кварталах. Она везде своя. Дочь травницы, сама колдунья. Люди привыкли получать помощь от носителей дара, и даже не подозревали, что однажды, их целительница может обернуться злонамеренной ведьмой. Лисса имела возможность убивать.
Охотник запомнил и слова Стефана о гибели мужа этой ведьмы. Он пока не знал деталей, но потеря близкого или возлюбленного могла стать тем самым важным мотивом, почему Лисса использовала свой дар не с добрыми намерениями. Она могла мстить. И в этом случае, поймай ее Идэн, ведьма может потребовать суда. Потому что она не потеряла рассудок и не губит людей просто так, не вырезает им внутренности для своих темных ритуалов. Не бросается в открытый бой с рыцарями. Она не убила никого из его людей, но значительно ослабила отряд. И снова, за это ее не казнят. Суд может принять решение о другом, более мягком наказании.
Хитрый план у гиацинтовой ведьмы. И да, даже та девочка, которую помнил Идэн, та Лисса, могла такой придумать. Он не мог этого отрицать, но, будучи честным перед собой, хотел бы доказать обратное. Охотнику тяжело было верить, что та золотоволосая девочка стала злонамеренной ведьмой. Он тоже верил ей. Тогда. И все еще не мог разучиться верить сейчас.
А еще… В обрывках воспоминаний о той ночи, какие Идэн все же смог сохранить, все еще звучал девичий настойчивый голос, твердивший ему — «не спи». Голос той, кто каким-то образом спасла его память и душу от посмертного проклятья. И если это был голос Лиссы…
— Зеленый, — вдруг заявил Дик, и указал на дом, мимо которого они проходили.
Охотники уже были в самом центре мастеровых кварталов, шли по одной из широких улиц, что вела от центра города к Стене, очерчивающей границу города. Дом, на который указывал Дик, мало чем отличался от соседних. Высокий подклет, широкие окна, неровная кладка стены.
Идэн помнил, кому принадлежит этот дом.
— Целительница, — пояснил он своему товарищу, увидевшему цвет магии местной носительницы дара. — Ардэна.
И сам указал Дику через площадь. Там как раз жила одна из женщин, чью дочь похитила ведьма. Стефан говорил о цветочнице с этого перекрестка.
Младший из рыцарей только понятливо кивнул, и направился в указанном направлении. Идэн поднялся по ступеням крыльца, вежливо постучал в дверь.
Здесь внутри охотник нашел все те запахи, которые ожидал ранее почувствовать в доме Алиды. Сухие травы и готовые теплые отвары. И сам запах магии Ардены. Ромашка. В чем-то очень совместимый с цветом, который увидел Дик. Саму целительницу охотник нашел такой, какой помнил еще с детства. Сначала ему показалось, что она за эти годы совсем не изменилась. Ардэна была стара уже тогда. Сейчас она стала еще более худой, волосы совсем седые, горбится больше. Но глаза такие же внимательные и умные. А еще — осторожные. Алида была смелее.
— Идэн? — назвала она рыцаря по имени. — Ты вырос большим и здоровым. Хотя ты всегда был крепким. Я была в доме твоего отца лишь дважды. Ты упал и сломал ключицу, когда тебе было десять. А раньше, когда был совсем маленьким, я приходила к тебе и твоей матери.
Она тяжело вздохнула.
— Моего дара тогда уже на нее не хватило, а ты выжил, потому что дети крепче и сильнее, — призналась она.
А потом вдруг улыбнулась. Не очень искренне, как-то жалко, и сменила тему.
— Чаю будешь?
— Молока бы, — привычно попросил охотник.
Целительница удивилась.
— Есть немного, — сказала она, и жестом позвала его с собой в широкую кухню, занимавшую весь первый этаж. — Утром доили. Держи.
Идэн привычно неохотно пригубил напиток. Молоко не скисло. И эта колдунья о смысле его просьбы не знает.
— Я пришел к тебе поговорить о пропавших детях, — перешел охотник к делу.
В глазах Ардэны промелькнул испуг.
— Ты думаешь, я бы могла…
— Я хочу знать, лечила ли ты кого из них, — сразу пояснил он.
Казалось, женщина испытала облегчение, но вместе с тем, и какое-то еще грустное чувство
