— О, это мы немедленно установим!
Хартон нажал кнопку и, едва «красная стрекоза» появилась в дверях, проговорил, протягивая ей карточку:
— Проверьте, мисс Паули, пользовались ли эти люди услугами нашей фирмы.
— И когда, — вставил Гард.
— И когда, — повторил Хартон. Затем добавил, предвосхитив слова комиссара: — И с каким результатом. Вам ясно?
«Стрекоза» кивнула, и дверь за ней закрылась.
Гард спросил:
— Сколько человек в год погибают с вашей помощью?
— Вот именно: всего лишь «с помощью», комиссар… Знаете, эта цифра сильно колеблется. В первый год существования фирмы — буквально единицы. Но мы не жалели денег на рекламу, сняли отличный документальный фильм, его показывали по многим программам ТВ. Помните, там есть кадры, когда человек гибнет в вулканической магме? Единственные в своем роде кадры…
— Тогда и начал атаку на вас этот врач?
— Коппи? Идиот. Завистник. Уверяю вас, люди, подобные этому, с позволения сказать, «врачу», погубят великую западную демократию. Свобода предпринимательства! Пока она существует, существуют все другие свободы, комиссар. Мир пресен. Мы окружены услужливыми машинами и механизмами. Человек стал человеком в результате борьбы за существование, в схватке со стихиями. Он должен был постоянно утверждать себя, именно так он рос. А сейчас?
— Ну, борьбы за существование предостаточно и в наше время, — сказал Гард.
— Ах, вы о социологии, — поморщился Хартон. — Нас не интересует социология. Я говорю о нагрузках физических. Тело взывает и возмущается! Оно рождено для борьбы, для движения, оно обязано напрягаться, это потребность мышц…
— Да вы теоретик, Хартон?
— Недовольство тела приводит к недовольству духа, — словно не слыша Гарда, продолжал старый вакх. — Здесь корень всех нервных расстройств и психического дискомфорта. И правоту этих моих слов подтверждает успех, я имею в виду коммерческий успех, нашей фирмы. Мы дали наконец возможность человеку вновь почувствовать себя человеком. И если он покупает себе приключение без гарантии, это означает только, что ему до смерти осточертел этот мир со всеми его страховками, спасательными кругами, привязными ремнями, футбольными щитками, предохранителями, огнетушителями, вентиляторами — со всей этой техникой безопасности в самом широком смысле этого понятия.
Гард смотрел на Хартона и ловил себя на мысли, что опять не может понять, говорит ли тот искренне или валяет дурака. «Если это лицедей-профессионал, то профессионал самого высокого класса», — подумал Гард.
— А что делаем мы? Мы говорим ему: плыви по морю жизни без спасательного круга! Испытай себя! Побеждай и тем самым научись уважать себя. И если он гибнет, если человеку не по силам эта борьба, то в миг своей гибели он не проклинает нас, нет! Утопающий никогда не проклинает бурю, он оплакивает себя, слабость своего тела и своего духа…
— А не кажется ли вам, — сказал Гард, — что, рассуждая подобным образом, можно, например, организовать фирму в помощь самоубийцам? Человек хочет уйти из жизни, но не может решиться убить себя, и тут приходит агент фирмы… Впрочем, даже не приходит, а, получив заявку, ну и деньги конечно, подстерегает клиента, ничего в тот момент не подозревающего, на улице и с чердака из бесшумной винтовки с оптическим прицелом — шпок!
— Блестящая идея, господин комиссар! — искренне воскликнул Хартон. — Вы гений! Давайте организуем общее дело, ведь у вас наверняка есть люди, умеющие метко стрелять, а мы со своей стороны…
— Перестаньте говорить глупости, Хартон. Я, кажется, вас спросил, какое количество трупов в год делает ваша фирма? — с металлом в голосе произнес Гард.
Хартон слегка сузил глаза, как бы прицеливаясь:
— Прошу прощения, комиссар, но такой цифры я в данный момент не могу вам представить. Мы этих данных не имеем, надо считать. Зато всю прочую документацию, смею уверить вас, фирма хранит в идеальном порядке и готова…
В это мгновение на пороге кабинета возникла «красная стрекоза», и Хартон оборвал себя на полуслове. Подойдя к столику шефа, она положила перед ним карточку Гарда и бесстрастным голосом произнесла:
— Мистер Хартон, все поименованные в этой карточке господа в разное время были клиентами нашей фирмы. Они приобрели приключения без гарантии и погибли при различных обстоятельствах.
— Благодарю вас, мисс Паули, — почему-то довольным тоном сказал Хартон, и «стрекоза», даже не взглянув на Гарда, упорхнула. — Вот так, господин комиссар, весьма сожалею, но увы…
Гард встал. Дальнейший разговор был бесполезен. Из этого Хартона можно было вытряхивать цифры и сведения с таким же успехом, как пыль из металлического сейфа.
— Я, признаться, всегда считал, что этим ребятам хватает приключений в повседневной реальности, — заметил Гард. — Как вы там говорили? «Потребность мышц»? У них эта потребность удовлетворена на сто лет вперед.
— Поверьте мне, старику, — возразил Хартон с непременной улыбкой на устах, — что чужая душа — потемки!
— Нет, не поверю, — произнес Гард, подавая Хартону руку, поскольку тот вежливо протянул свою. — Приготовьте для меня всю документацию, за ней заедет кто-нибудь из моих сотрудников. Впрочем, не гарантирую, что нам с вами больше не придется встречаться.
Гард повернулся и пошел к двери.
— Всегда к вашим услугам! — вдогонку произнес Хартон.
— Да, — остановившись в дверях, сказал Гард, словно вспомнив нечто важное. — Скажите мне, Хартон, почему за целый час нашего с вами разговора ни разу не зазвонил телефон на вашем столе и никто из ваших людей вас не потревожил? Или вся жизнь на фирме замерла, как в кладбищенском склепе, над которым летают гробы?
Хартон в ответ развел руки, как бы желая сказать много больше того, что он скажет на самом деле. Гард усмехнулся:
— Ладно, так и быть: я буду поставлять вам метких стрелков, а вы?
— Позабочусь о рекламе, — попытался в тон Гарду пошутить Хартон.
— Об этом стоит подумать!
С этими словами Гард вышел из кабинета. Он не мог видеть, как изменилось лицо старого вакха, как мгновенно слетела искусственная улыбка с его тонких губ, как резко сузились глаза, а вся физиономия приобрела суровые, даже жесткие черты. Некоторое время Хартон сидел неподвижно, разглядывая высушенную голову индейца на своем письменном приборе. Затем, не оборачиваясь, он протянул руку к красной кнопке за своей спиной, и в то мгновение, как Хартон нажал ее, из маленького динамика, вмонтированного в торшер, раздался спокойный голос с баритональными нотками:
