дополнительные выплаты за переработку. А также второй оплачиваемый отпуск.
— И что тебе ответили?
— Со всем согласились. Не сразу, конечно, но наша женщина меня предупредила, что переработка будет обязательно. С моей-то обстоятельностью.
— Молодец, — похвалил я слугу.
— Никогда не думал, что буду управлять целым отделом. Да еще и жандармами.
— Ну, работа будет тебе привычной, — успокоил его я. — В какой-то степени.
Фома кивнул:
— Так-то оно так, просто…
Он замялся, подбирая слова. А затем произнес:
— А ну как я подведу?
— Ну, про «подведу» — это вряд ли, — ответил я. — А от ошибок в самом начале никто не застрахован. Так что за такое не накажут. Да и кто, раз ты сам себе будешь хозяином?
— Да я не о том! — отмахнулся Питерский. — Если я оплошаю, то выйдет, что я подвел вашу семью!
— Не подведешь, — успокоил я Фому. — Если что — обращайся, я буду подсказывать. Если понадобится, то и Шуйского попрошу о помощи. И Морозовых…
— Спасибо, вашество, — растерянно пробасил слуга. — Вовек вашей доброты не забуду.
— Считай, что я вкладываю в свое будущее.
— Это как? — прищурился парень, глядя на меня в зеркало заднего вида.
— Я хочу, чтобы в нашей семье все были при деле. И ты получаешь должность, которую сдюжишь, я в этом нисколько не сомневаюсь…
Откинувшись на спинку сиденья, я прикрыл глаза, сосредоточившись на предстоящем заседании.
Питерский ошибся, и пробок на дороге не было. Так что к нужному месту мы прибыли чуть раньше назначенного срока. У здания, где должно было проходить заседание, не было ни души. Парковка была почти пуста, только на крыльце здания стоял уже знакомый мне человек.
Фома остановил машину на одном из свободных мест и произнёс, обращаясь ко мне:
— Ну, приехали, вашество. Ни пуха вам.
— К демонам, — ответил я. Открыл дверь и вышел из машины.
И едва я покинул авто, человек на крыльце помахал мне рукой. Я улыбнулся в ответ и направился в его сторону.
— Добрый день, Павел Филиппович, — произнёс куратор, едва я с ним поравнялся. — Идемте.
Он сделал приглашающий жест в сторону двери, и мы направились в здание.
— Как ваши дела? — уточнил я, пока мы шли по холлу.
— Ну, как вам сказать… — Руслан Константинович притворился, что задумался. — Если в общих чертах, то все отлично. А станешь рассказывать в подробностях — так повеситься охота. Но что мы все обо мне да обо мне? Как ваши дела?
Он взглянул на меня, с интересом ожидая ответа. И я задумался:
— Хорошо… наверное. Если бы не заседание…
— О, это сущие пустяки! — махнул рукой куратор. — Уверяю вас, это последнее заседание, на котором комиссия и закроет ваше дело.
— Вы так думаете? — спросил я, поднимаясь по лестнице.
Куратор нахмурился:
— У комиссии ничего на вас нет, Павел Филиппович. Только одно нарушение, допущенное практикантом. Об этом даже беспокоиться не стоит!
— Смотря на какой срок раскрутят Самохвалова, — возразил я. — Если он получит тридцать лет каторги…
— То жандармы будут только благодарны вам за раскрытое дело времен Смуты, — закончил за меня Машуков. — К тому же не дадут ему тридцать лет! Раскаяние, признание, сотрудничество со следствием…
— С чего вы взяли, что он начнет сотрудничество? — уточнил я.
— Потому что единственного свидетеля тех событий будет сложно убить или запугать, — хихикнул куратор. — Его даже обнаружить непросто. Если, конечно, ты не обладаешь даром.
Мы поднялись по лестнице и свернули в нужное крыло, направляясь к знакомой двери.
— Знаете, Павел Филиппович, вы уникальный человек, — продолжил куратор.
— В чем же?
— Десять лет я отработал в прокуратуре, — ответил Руслан Константинович. — Потом сменил сторону и еще двадцать пять лет отдал адвокатуре. И это время все было… стандартно! Да, законодательство менялось, иногда очень сильно. Но потом пришли вы. И за короткое время попросту перевернули игру, как говорит молодежь. И теперь жандармы допрашивают призрака, чтобы уличить виновного в преступлениях старых лет. Признаться, мастер Чехов, вы изменили в нашем ремесле если не все, то многое. И чую я, что грядут большие перемены.
Я развел руками:
— Видит Высший, я сделал это не специально.
Руслан Константинович улыбнулся:
— Уверен, так оно и есть.
Мы остановились у двери зала, в котором было назначено заседание. И только теперь я заметил Свиридову, сидящую в одном из кресел. Она неуверенно кивнула мне в знак приветствия, и я отметил, что короткий вынужденный брак пошел ей только на пользу.
— Добрый день, Елена Анатольевна, — сухо произнес я.
В этот момент дверь зала открылась, выпустив в коридор секретаря, которая бегло осмотрела нас и произнесла:
— Заседание по делу адвоката Павла Филипповича Чехова.
Я глубоко вздохнул и шагнул в зал.
Комиссия уже сидела за столом. И едва мы вошли и заняли свободные места, председатель ударила по подставке молотком и начала:
— Комиссия в составе…
Я рассеянно слушал вступительную речь. Взглянул на Свиридову, которая видимо была единственным, кто мог дать показания. И был очень рад тому, что отец смог примирить меня с Шуйским. Потому что история про мертвечиху, которую я привел на допрос, была все еще на слуху.
Муравьева закончила речь, и слово взял Дамир Васильевич.
— За время практики Павел Филиппович зарекомендовал себя как превосходный специалист в нашем деле, — начал глава адвокатской палаты. — В подтверждение этому нам удалось собрать рекомендации от благодарных клиентов.
— Все клиенты были довольны работой Павла Филипповича?
