— Я требую, чтобы вы продали мне хрусталь за пять фунтов, мистер Холмс.
— Ваше положение не предполагает права требовать, Хадсон, — спокойно произнес Холмс. — Но позвольте дать вам совет. Если когда-либо и почему-либо вы снова появитесь близ Бейкер-стрит, вашу торговлю посетят малоприятные люди из Скотланд-Ярда, а закат вы будете наблюдать сквозь тюремную решетку. Осмелюсь предположить, я достаточно ясно выразился, мистер Хадсон?
Холмс окликнул проезжавший кэб и сел в экипаж, оставив Хадсона выпускать пар на морозе. Вскоре он оказался у дома Фэйрдейла Гоббса на Грэйт-Орм-стрит, неподалеку от Британского музея. Гоббс, пухлый молодой человек, рассыпался в благодарностях при виде кольца. Семейная реликвия, пояснил он, обещанная невесте в знак помолвки.
— Подумать только, не прошло и двенадцати часов, как вы нашли кольцо, — не переставал удивляться Гоббс, рассчитываясь с Холмсом. — Просто изумительно!
— Элементарно, дорогой мистер Гоббс, — улыбнулся Холмс.
Возвратившись к себе на Бейкер-стрит, Холмс звонком колокольчика вызвал юного слугу Билли и протянул ему горсть серебра.
— Раздайте эти шиллинги отряду нерегулярной уголовной полиции Бейкер-стрит, Билли, и передайте всем мою благодарность за помощь в розыске кольца мистера Гоббса.
— Мы тут еще кой-что разузнали, мистер Холмс, — доложил Билли. — Морз Хадсон срочно сменил лавку. Сказал старику Темплтону, что ему в усмерть надоели ваши расследования.
— Разумеется. Недаром я высказал предположение, что ему лучше держаться подальше от Бейкер-стрит, — кивнул Холмс. — Занятно, Билли, даже враги прислушиваются к моим советам.
Билли бросился выполнять приказание. Холмс повесил Ольстер и принялся рассматривать кристалл. Он решил, что хрусталь станет рождественским подарком для Марты; она любила украшать свои полочки всевозможными безделушками. Но почему Хадсон так заинтересовался кристаллом? Усевшись в кресло, Холмс поднял к свету загадочный предмет.
В кристалле засияла туманная голубоватая дымка, пронизанная розово-красными и ярко-золотыми прожилками. Холмс долго любовался игрой голубых и золотистых теней, после задернул шторы и снова устроился в кресле, собираясь изучить свою покупку более внимательно.
Ему пришлось склониться вперед и напрячь глаза, чтобы получше разглядеть хрустальное яйцо. В кристалле что- то происходило, голубоватое сияние усиливалось и, казалось, колыхалось, раскачивалось и вздымалось волнами, словно бушующее море. В голубом блеске сверкали крошечные вспышки и полосы более ярких тонов — красных, золотистых и зеленых — складываясь в узоры, как стеклышки калейдоскопа. Когда туман рассеялся, перед Холмсом на мгновение открылось подобие далекого пейзажа.
Он будто бы смотрел на равнину с большой высоты. Вдалеке вздымались глыбы красных, точно терракота, обрывистых скал; внизу располагалось темное и гладкое прямоугольное пространство, напоминавшее помост или площадку. Он заметил поодаль нечто похожее на лужайку с пушистой зеленой порослью, сквозь которую просвечивала красноватая почва. И снова сгустился синий туман, уничтожая видение.
Тихий стук в дверь, поворот ключа. Холмс поспешно сунул хрусталь под кресло и поднялся на ноги. В комнату изящно скользнула его статная, светловолосая, грациозная домоправительница; голубые глаза миссис Хадсон искрились, свежие губы трепетали в легкой улыбке. Холмс подошел к ней, они обменялись поцелуем.
— Доктор Уотсон уехал в театр, — сказала она. — Мы можем пообедать вдвоем.
— Отличная мысль, дорогая, — ответил Холмс, привлекая ее к себе. — Должен признаться, мои мысли были всецело заняты предстоящим Рождеством. Успел даже придумать, что подарю тебе.
— Первый праздник Рождества в новом веке, — задумчиво сказала она. — Пусть подарок будет сюрпризом, к чему рассказывать заранее?
— Ах, — сказал он и улыбнулся, — признайся, Марта, тебе ведь не терпится узнать… Видишь ли, то кольцо работы Челлини, что я разыскивал по просьбе мистера Фэйрдейла
Гоббса — настоящая жемчужина ювелирного искусства. Я и подумал — не заказать ли для тебя копию?
— Ты меня балуешь, любимый…
— Право, это такая малость. Что ж, будем обедать.
Она вышла. Холмс снял трубку телефонного аппарата и продиктовал барышне номер. Ему ответил чей-то раздраженный голос.
— Я хотел бы попросить к аппарату профессора Челленджера, — сказал Холмс.
— Говорит профессор Челленджер, — свирепо прорычал голос. — Кто вы, дьявол вас возьми, и что, черт побери, вам нужно?
— Это Шерлок Холмс.
— Аа! — еще громче завопил голос. — Холмс, друг мой, я вовсе не хотел вас оскорбить. Вы застали меня посреди важной работы, а некоторые стороны этого исследования порядком действуют мне на нервы. Вдобавок, мне вечно досаждают наглые журналисты. Чем могу служить?
— Я столкнулся с одной любопытной загадкой и хотел бы обсудить ее с вами.
— Конечно же, в любое удобное для вас время, — заорал в ответ Челленджер. — Вы — один из очень немногих жителей Лондона, беседа с которыми может подарить хоть крупицу пищи для разума и чем-то обогатить мои научные воззрения. Скажем, завтрашним утром?
— В таком случае, встретимся в десять утра.
Холмс повесил трубку. В комнату вошла миссис Хадсон, неся поднос с тарелками.
На следующее утро Холмс добрался в кэбе до Вест-Кен- сингтона и ровно в десять поднялся по ступеням Энмор- парка, особняка Челленджера; обитель профессора отличалась внушительными размерами и на удивление массивным портиком. Смуглый, сухонький лакей провел Холмса по залу к внутренней двери. Холмс постучал.
— Войдите, — раздался мощный рев, и Холмс оказался в просторном кабинете. Стены кабинета были сплошь закрыты шкафами, уставленными книгами и научными приборами. За широким письменным столом восседал сам Челленджер — приземистый человек с огромными плечами и грудью и волнистой бородой, которой позавидовал бы иной ассирийский монарх. В гигантской волосатой руке Челленджер сжимал перо. Взгляд глубоко посаженных серо-голубых глаз профессора, казалось, пронзал Холмса насквозь.
— Надеюсь, я не прервал ваши блистательные научные изыскания? — спросил Холмс.
— О, черновик фактически закончен, — Челленджер бросил перо. — Это доклад, что я собираюсь прочесть на Венской конференции. Я сотру в порошок и выставлю на заслуженный позор вздорные доводы сторонников Вейсмана! Пожалуй, теперь я готов посвятить час или около того любой загадке, которую вы затрудняетесь растолковать.
— В деле «Матильды Бригс» и гигантской крысы с Суматры вы оказали мне неоценимую помощь[2].
