плеча сына.
— А ты расскажешь мне, для чего мы скрываем этот глаз и для чего его носим?
— Расскажу, но потом. Когда ты станешь старше.
— А почему не сейчас?
— Потому что сейчас тебе рано знать. Просто носи его. Привыкай.
* * *
Сайны, дети прошлого, облетели всю галактику и оставили лишь на нескольких планетах свои знаки. Их храмы рассыпались в прах, когда кто-то находил их дар. Но за три поколения Ривендалей и за годы, прожитые самим Фоксом, люди не нашли ответа: почему и для чего сайны оставили на их планете своё наследие.
Отец знал что-то ещё, и не успел рассказать ему. Долгие годы Одиссей не имел никакой возможности узнать, что именно — до тех пор, пока не нашёл сердце сайн.
«Неужели это возможно?» Подумал Фокс. «Неужели сердце позволит мне обратиться в прошлое и прочитать тайну отца?»
Тьма сжималась и душила его, но вдалеке светили мириады звёзд. Он был не один против тьмы и забвения, повсюду в космосе мерцала надежда.
* * *
— Готовьте врата!
Люди кричали и сновали вокруг в спешке, ветер ревел, оглушительно сбивая с ног. Родной мир, всегда красочный и безмятежный, сейчас был накрыт багровой пеленой, казался чужим и неправильным. Вражеские корабли, огромные, как города, темнели на небе расплывчатыми тенями сквозь планетарные защитные поля. Они медленно сближались, словно куски брони, сползающиеся над столицей Ольхайма.
— Экзодиус Рексат: ниспровержение крови. Сим отрекаю тебя, Одиссей Ривендаль, от имени твоих предков, сим отрицаю тебя, Одиссей Ривендаль, от отца твоего и матери твоей. Более нерождён ты в семье меча и льна. Более не являешься ты наследником права. Отступи!
Семилетний мальчик сжался.
— Мама… Я не смогу без вас… я не смогу…
Она ничего не ответила, не могла ответить, лишь обняла его сильно, до боли, уткнулась лицом в шею мальчика и шептала что-то неясное, будто баюкала сына в последний раз.
— Отпустите его, госпожа. Отпустите, или ваше поле убьёт его!
— Елена, — выговорил отец. — Отпусти.
Мама отстранилась назад, всё ещё держа руки у него на плечах, мальчик стоял, сжатый и бледный. Он не знал, как быть достаточно сильным, чтобы не побежать вслед за родителями, не тянуться к ним в руки, не умолять. Губы дрожали.
— Мой милый, — сказала мама, не отпуская мальчика взглядом, пронзительным, как крик. — Мы будем с тобой, даже когда не будем рядом. Я воспитала тебя и знаю: ты всё выдержишь и всё сможешь. Будь сильным, Одиссей, иначе всё, что мы сделали, было зря. Обещай мне, что будешь сильнее страха. Обещай мне, что победишь жалость к себе. Обещай.
— Обе… щаю…
Она болезненно нахмурилась.
— Обещаю!! — изо всех сил крикнул он.
Елена кивнула, поднялась и шагнула ещё дальше от мальчика, к отцу. Они стояли рука об руку, высокие, прекрасные и любимые, центр мира Одиссея и вся его жизнь. До этой минуты.
— Экзодиус Рексат: ниспровержение крови, — повторил вератор. Он торопился, мальчик заметил боль во взгляде мужчины, увидел, как сложно ему говорить эти слова. — Отныне ты отлучён, Одиссей.
Он опустил руку, и мальчика обдало пронизывающей силовой волной.
Что-то изменилось в самой основе его существа. Наследственные контуры, прошитые в каждую клетку тела, распались и прекратили существовать. Мальчик сразу стал хуже слышать, хуже видеть, медленнее двигаться и соображать. Все улучшения и возможности статуса, к которым он привык с рождения, исчезли одно за другим. По Одиссею резанули усталость, страх и боль, которые до того были сдержаны королевским контуром. Мальчик застонал от того, какими сильными и реальными они оказались. Слёзы текли по его лицу.
Невидимая грань закрыла маму и папу, они стали размытыми, защищёнными королевским силовым полем. Отныне чужим для него. Мальчик хотел броситься к ним и сгореть в карающем огне, но гордость и данное обещание остановили его. Он нашёл в себе силы отступить на шаг назад.
Сверху ударил звук, коробящий и неестественный. Чудовищные алые молнии, искажённые и исковерканные, пробились через планетарные щиты и грянули вниз, врезаясь в когда-то безмятежное лицо планеты. Она задрожала и застонала, мальчик, парализованный ужасом, смотрел, как гибнет дом.
— Цедарианские наземные войска выдвигаются сквозь прорывы.
— Поднимайте платформы!
— Врата открыты! Время до перехода одна минута, — крикнул Фелькард, хватая Одиссея за плечо. — Мои лорды, ему нужно идти!
— Иди, сынок! — застонала мама. — Иди!
Их платформа начала возноситься. Они становились всё меньше. Фелькард рванул бывшего принца и повлёк его за собой в сияющий портал.
— Мы найдём тебя, — закричал Оберон, поднимаясь в полыхающее небо. — Одиссей, я вернусь за тобой! Слышишь?
— Да! — мальчик вложил в этот крик все свои силы, всё, что мог.
Но они не нашли его ни тогда, ни потом.
«Я хочу знать то, что не сказал мне отец» подумал Фокс.
Звёзды разом погасли, воцарилась темнота и тишина.
А потом раздался сдавленный стон:
— Одиссей?
Отец возвышался перед ним, как живой, прямо с поля боя, облачённый в королевский фазовый доспех, с атомным сокрушителем в руках, со смертельными ранами на груди и на шее. Как настоящий. Как…
— Одиссей, — потрясённо сказал он. — Это ты?!
— Да, папа.
— Сколько тебе лет? Ты выжил! Ты нашёл планету сайн?
— Я выжил. Я не нашел планету сайн. Ты не сказал мне, что её надо искать.
— Прости меня, — лицо Оберона сморщилось, в глазах блеснули слёзы. — Прости меня, мой малыш. Я думал, что сумею вернуться и найти тебя. Я не смог. Я погиб в том бою.
— А мама?
— Мама выжила в той битве, она бежала через вторые врата. Я не знаю, что с ней стало. Моё время кончилось, и я не увидел. Уверен, она искала тебя, Одиссей.
— Мы с ней не встретились, — с трудом ответил Фокс. — Мне жаль.
— Не жалей нас, — рявкнул Оберон. — Мы прожили такую жизнь, которой позавидуют боги. Мы любили так, как никто не любил. И у нас был сын, который подобен солнцу, пылающий счастьем. Нам с мамой не о чем жалеть.
— Я хочу закончить то, что начал прадедушка, — сказал Фокс.
Оберон кивнул.
— Ты должен найти планету сайн, — сказал он. — Цедары уничтожили наш род, чтобы не дать нам попасть туда. Они уничтожили все глаза древних, наш последний. И если ты принесёшь его на родину, план сайн будет завершён. Я не знаю, что будет после, но думаю, мир необратимо изменится. Цедары предчувствовали это. Впервые вся их раса предчувствовала одну, единую угрозу, поэтому они не смогли остановиться, чтобы обдумать и осмыслить опасность. Страх заставил их пойти коротким и неверным путём, напасть и убить всех