Её руки и ноги давно замёрзли до бесчувственности. Модная кожаная куртка не спасала от вечернего мороза, а каблуки сапог подгибались на каждом шагу, норовя сломаться.
Алине было пятнадцать, и она считала себя достаточно взрослой, чтобы купить билет на междугородний автобус, а потом легкомысленно кивнуть, услышав от кондуктора: «Там до Даниловки ещё километров двадцать по бездорожью».
Но дело было не в её смелости. Дело было в том, что другого пути у Алины не осталось. Она ведь прекрасно знала, что делают с такими магами, как она.
* * *
Кукла с забитыми грязью глазницами сидела, прислонившись к забору. Там же валялась ещё куча хлама, но внимание Маши привлекла именно кукла — в линялом платье, с ручонками, по-детски вытянутыми вперёд.
— Приветствую вас в моём скромном жилище! — раздался зычный голос за её спиной. Словно бы ему в ответ залаяла вдалеке собака — визгливо и громко.
Маша охнула и мгновенно отскочила от забора: она увидела низкую фигуру, закутанную в цветастый балахон. На мгновение, не рассмотрев лица, она испугалась, вообразив себе нечто мистическое. Но фигура склонилась в по-шутовски глубоком поклоне, седые волосы разворошил ветер, и Маша узнала Комиссара.
— Ох, простите. Я стучала, но… — Она сглотнула, чуя, как глупо оправдывать своё висение на чужом заборе.
— Да, меня не было дома. Прошу. — Комиссар повёл рукой, и край его накидки, украшенный бахромой, проволочился по земле.
Маша кивнула и потянула на себя незапертую калитку. Хорошо утоптанный двор был просторным, как баскетбольная площадка, и таким же пустым. Приоткрытая дверь поскрипывала на одной противной ноте. Комиссар снова возник перед Машей и приглашающе вытянул руку в сторону крыльца.
Только сейчас, присмотревшись, она заметила, что его накидка — ни что иное, как обмотанная вокруг тела старая штора. Из-под неё показывались стоптанные ботинки — Комиссар прошаркал к дому.
— Присаживайтесь, я вас прошу. Вы хотите что-то спросить, лейтенант?
В доме Маша не пренебрегла гостеприимством и тут же устроилась на подушке, хоть по земляному полу тянуло холодом. Она скрестила ноги и, улыбаясь, подумала о том, стоит ли доставать блокнот. Комиссар выглядел на удивление нормальным, но никогда не знаешь, что выведет человека из себя.
— Да, я хотела поговорить. Вы долго здесь живёте?
— Лейтенант, — протянул он, и все домыслы о его вменяемости у Маши как рукой сняло — во взгляде собеседника проступила безнадёжная пустота. — Я живу так долго, что никто не способен себе вообразить. Я жил ещё, когда не было мира. Ничего не было. Пустота. И именно тогда меня назначили смотрящим. Я должен следить за всем, что происходит в этом мире.
— А, — кивнула Маша. — Хорошо. Значит, вы знаете всех местных? Судью, например?
Из-под цветастого балахона выглядывали его голые щиколотки, поросшие чёрными волосами. Точно такие же — редкие и чёрные росли у него на подбородке, и Комиссар теребил их, перебирал и подёргивал. Маша удивилась, когда увидела его впервые: совершенно седые локоны на голове и чёрна борода.
— Как в тумане, — пробормотал Комиссар, изображая руками неясные символы. — Как в тумане всё плывёт и уплывает.
— Как вы думаете, она могла устроить эпидемию?
Маша выслушала его путанный ответ, покивала, задала ещё несколько ничего не значащих вопросов, получила пару таких же мутных и бессмысленных ответов, и, уже ёжась от холода, сделала то, что и собиралась: попросила у хозяина воды.
— Можно я пройду на вашу кухню? — Она кивнула в сторону воющего от сквозняков прохода между комнатами.
Комиссар часто-часто закивал.
Символы, украсившие стены всего дома, Машу больше не волновали. Она рассматривала их походя, не заостряя внимания. Символы походили на кляксы, с которыми психологи проводят свои тесты. Они тоже выдавали мысли Маши, играли в её подсознании.
Один из них явно напомнил ей Рока: длинный, тонкий, чуть ссутулившийся. И потолок сверху — вот-вот рухнет. Второй был, как свернувшаяся калачиком мёртвая собака. Третий — девушка за шитьём, и волосы неудобно спадали ей на лицо.
Маша не знала, что собиралась обнаружить на кухне у Комиссара. Гору плесневелого хлеба или кружку с собачьей кровью? Там ничего такого не было, зато нашлось ведро с колодезной водой. Для отвода глаз она зачерпнула воды в кружку и отхлебнула. Свело зубы.
Комиссар всё это время стоял за её спиной, покашливая, покряхтывая и хрустя суставами. Единственная деревянная лавка, заменившая здесь всю мебель, и чёрная от грязи и копоти печка — вот и вся обстановка. Нет, Маша не нашла здесь расчленённых тел, но она нашла главное: в самом углу примостилась забытая и уже завонявшаяся кастрюлька с серым месивом на дне. Из таких обычно кормят собак.
А пока она висела на заборе, она успела рассмотреть будку. Небольшую, сколоченную кое-как, но всё же будку, в которой ещё не успели завестись мыши.
Сабрина скрестила руки на груди.
— Интересные дела. И сколько раз я должна тебя по всей деревне разыскивать? — Её куртка была расстёгнута, ветер шевелил полы, и в крупных петлях свитера застряли серебринки снега. Маша только тогда заметила, что пошёл снег.
— Прости, — сказала она, глядя исподлобья. Когда Сабрина сердилась, на неё нельзя было смотреть в упор. И на солнце нельзя, и на Сабрину. — Я должна была кое-что проверить.
Начавшийся неплохо день так и не разгулялся. Солнце спряталось за тучей, и холодный ветер мёл улицы, нёс листья и пыль, перемешанные с мелкими колючими снежинками. Болотом запахло сильнее.
— Проверила? Что нового?
Маша отрицательно покачала головой.
— Мы не можем обвинять Алину. У меня на неё ничего нет. Сама подумай: ну да, Судья её не любит, ну да, её бабушка что-то соображала в магии, и что? Это не доказательства для обвинения в убийстве. Равно как и нет доказательств вины Судьи или Комиссара.
Сабрина невесело засмеялась, глядя мимо. Снежинки блестели даже в её волосах — чёрных, туго стянутых в хвост на затылке.
— Когда это стало для тебя проблемой? Надави как следует, расскажи ей обо всех прелестях чистосердечного признания. Ну! Ты же умеешь.
Маша искусала губы до крови и теперь морщилась от солёного привкуса во рту. Она умела. О да, она умела.
— О чём ты думаешь? — вдруг холодно и совершенно без смеха поинтересовалась Сабрина.
Ветер гнал по дороге снежинки, перемешанные с опавшими листьями.
— Ритуал совершенно точно провёл Комиссар. Я видела его глаза. Я думаю, он вовсе не безумен, и он всё понял. Они должны что-нибудь сделать в ближайшее время. Может быть, завтра, или даже сегодня к вечеру. Показать мне что-нибудь, рассказать, подставить друг друга. Дальше так тянуться не может.
