— Мы не знаем, предвидели они этот миг или нет. Мы, среди прочего, надеемся узнать и это.
Дени прокашлялась и сдержанно предложила:
— Билл, может, ты дашь мне время подготовить материалы, а потом уже закончишь интервью?
Мой любовник недовольно поморщился.
— Ну, давай. Надо думать, ничего другого не остается.
Слышный только мне кашель намекнул, что Ипатия хочет мне что-то сказать, и я позвала в пространство:
— Ипатия?
Она отозвалась:
— Корабельный мозг «Феникса» только что передал, что они возобновили работу с антенной и получают несколько большее увеличение. Есть новые виды интересующего тебя объекта. Показать?
Билл, чуть смягчившись, оглянулся на меня:
— Что скажешь, Клара?
— Нет, — отказалась я. — Лучше, наверно, посмотреть с «Феникса». Вы вдвоем идите вперед, а я подойду через минутку.
Едва они скрылись из виду, я обернулась к Ипатии, уже устроившейся в кресле, только что оставленном Дени. Вид у нее был самодовольный.
— Могу я для тебя что-нибудь сделать, Клара? — мягко предложила она.
Могла-то она могла, но я еще не готова была об этом просить и потому попросила ее о другом:
— Можешь показать внутренние помещения корабля Билла?
— Разумеется, Клара.
Они немедленно возникли передо мной. Ипатия сдвигала изображения так, словно я шла по кораблю.
Смотреть было не на что. Как видно, видеокомпания не пожелала тратить лишнего на удобства какого-то там Билла. Корабль был такой старый, что все хичийские приспособления остались на виду; я, когда перестраивала по себе свой, позаботилась, чтобы это уродство хоть как-то прикрыли, вроде того, как закрывают систему отопления в многоквартирных домах. Но для меня важнее было наличие двух спальных кают: одна явно принадлежала Дени, другая, так же несомненно, Биллу. В обеих были неубранные постели. Надо думать, мозг наемного корабля не слишком утруждал себя хозяйственными хлопотами, и Дени тоже. Ничто не указывало, что они гостили друг У Друга.
Я сдалась.
— Ты умираешь от желания наябедничать с той минуты, как они сюда явились, — сказала я Ипатии. — Валяй, говори.
Она изобразила удивление:
— О чем именно, Клара?
— Христа ради, скажи, что творилось у них на корабле. Я же знаю, что ты знаешь!
Она немного покривилась, как всегда при упоминании Христа, однако ответила:
— В самом деле, я в порядке обычной предосторожности открыла доступ к корабельному мозгу мистера Тарча. Это было совсем несложно. Казенная техника… Правда, у него имеются предохранительные блоки, но для меня…
Я рявкнула:
— Да говори же! Было?
Она изобразила отвращение.
— О да, милая, несомненно, было. Всю дорогу. Просто собачья свадьба.
Я оглядела комнату с грязной посудой и помятой чужими седалищами мебелью.
— Я схожу на корабль. А ты пока прибери этот свинарник, — приказала я ей и проверила в зеркале, все ли у меня в порядке с лицом.
Оно выглядело как всегда, словно ничего не изменилось.
Но ведь ничего, собственно, и не изменилось. Какое мне дело, если Биллу нравится спать с этой Дени или со всеми Дени на свете, когда меня нет рядом? Я ведь и не собиралась за него замуж.
Когда я вошла в «Феникс», у переходного люка никого из команды не оказалось, зато я слышала их голоса. Они все собрались в столовой, смеялись и возбужденно переговаривались. Войдя, я увидела, что в комнате темно. Все они тыкали пальцами в разные части виртуала, созданного для них Гансом, и на меня даже не обернулись.
Я незаметно прицепилась к скобе у самой двери и осмотрелась. Билл со своим спермоприемником в данный момент держались на целомудренном отдалении. Дени чирикала с Мэйсоном-Мэнли, а Билл бормотал в камеру. Хэмфри под предлогом общего восторга тискал Дени за плечи, однако само прикосновение явно доставляло ему не меньшее удовольствие. Если Билл это заметил, то ничем не выказал недовольства. Впрочем, Билл не ревнив, это мне всегда в нем нравилось.
До недавнего времени я и себя не считала ревнивой.
Ну, сказала я себе, я и не ревную. Дело не в ревности. Это вопрос… ну, скажем, благовоспитанности: если Биллу нравится затащить в постель какую-нибудь малютку, это его дело, но вовсе не обязательно было везти ее с самой Земли, чтобы ткнуть мне в лицо.
Марк Рорбек, расположившийся примерно в метре от меня, рассматривал картину и выглядел не таким мрачным, как обычно. Наконец заметив меня, он указал, махнув рукой:
— Смотрите, мисс Мойнлин! Дирижабли!
Я наконец развернулась лицом к модели. Он указывал на участок крабянского океана. Облака скрывали почти все, но местами они превращались в редкую дымку, и сквозь нее просвечивали восемь толстеньких серебристых сосисок, выстроившихся клином. Их очертания были явно слишком резкими, чтобы принять их за облака.
— Это наблюдавшийся нами ранее объект, мисс Мойнлин, — сообщил мне голос Ганса. — Теперь мы видим отдельные элементы, и они, несомненно, искусственного происхождения.
— Не сомневаюсь, но почему именно дирижабли? Может быть, какие-то корабли? — спросила я и тут же добавила: — Нет, последнее отменить, — потому что сообразила сама: суда, движущиеся по поверхности, оставили бы в воде кильватерный след. Конечно, они находились в воздухе, так что я изменила вопрос: — Как ты считаешь, куда они направляются?
— Минуту, — вмешалась Джун Терпл. — Ганс, покажи мисс Мойнлин проекцию.
Вид океана исчез, сменившись глобусом планеты — с голубыми океанами и серыми массами суши. Восемь стилизованных фигурок дирижаблей, явно непропорциональных, парили над океаном. Серебристая линия тянулась от них к северо-востоку, а другая, золотистая, уходила назад, за границу света и тьмы, на юго-запад.
Терпл сказала:
— Похоже, что дирижабли вылетели с группы островов на конце золотой курсовой линии и направляются к материку Гантели наверху справа. К сожалению, это слишком далеко к северу, и отсюда нам плохо видно, но Ганс развернул некоторые снимки островов, от которых появились дирижабли. Ганс?
Глобус исчез. Теперь мы смотрели сверху на зеленоватую в инфракрасном свете картину: берег, бухта, и вокруг бухты что-то горит. Очертания горячих участков опять оказались геометрически правильными.
— Мы с большой вероятностью предполагаем, что это селение, мисс Мойнлин, — сообщил мне Ганс. — Однако оно, по-видимому, претерпевает некое бедствие, сходное с тем, которое мы наблюдали на материке.
— Что за бедствие? — полюбопытствовала я.
Ганс был само раскаяние.
