— Извини, что помешал. Ты знаешь, что оставила дверь открытой? — спросил я, когда мы обнялись.
Она взяла меня под руку и потянула за собой в сад.
— Отвлеклась и забыла. Впрочем, дверь у меня всегда открыта, а против тебя я вард не поставила. Садись же.
Я опустился на низенькую каменную скамеечку, неприветливо холодную и твердую. Не говоря ни слова, Бриаллен положила ладони мне на голову и закрыла глаза. На мгновение я почувствовал легкое сдавливание, как будто надел шляпу меньшего, чем нужно, размера, но потом ощущение прошло. Она делала это каждый раз, когда мы встречались и никого не было рядом.
— Без перемен. — Бриаллен убрала руки и села рядом.
Не знаю как, но она ощущала черную штуку у меня в голове и досадовала из-за нее даже сильнее, чем я, если такое вообще возможно. Досадовала потому, что не понимала. Каждый раз она пыталась «прослушать» ее, прочувствовать, может быть, обнаружить изменения или даже — без всякой, конечно, надежды — узнать, что она исчезла.
— Что ты здесь делала? — поинтересовался я.
Ее карие глаза блеснули лунным светом.
— Представь только, я договорилась с целым семейством валлийских флитов! Они разрешили мне изучать их! Ты когда-нибудь видел сразу тридцать два флита? Чарующее зрелище, правда?
— Да. И что ты хочешь узнать?
— Я бы хотела провести нечто вроде социологического исследования. Получше узнать их антропологию. Может быть, даже биологию, если разрешат. — Она порывисто поднялась. — Идем, хочу показать тебе кое-что.
Бриаллен зашагала к дому, даже не посмотрев, иду ли я следом, как будто такой вариант даже не приходил ей в голову. И, разумеется, была права. Мы прошли через кухню и поднялись по лестнице в ее небольшой кабинет на третьем этаже. Высокие, от потолка до пола, стеллажи, заполненные самыми разнообразными книгами, занимали все стены. На толстенных художественных альбомах пылились хрустальные шары, между старинными кожаными переплетами втискивались коробочки с разноцветными китайскими покрывалами. Из-под нижней полки выступал компьютерный монитор, которым не пользовались, похоже, с незапамятных времен. И повсюду, куда ни посмотри, бумага — от бурых пергаментов до ярко-белых фотокопий. На огромном, занимающем доминирующее место столе — стопки книг и бумаг, треснувшая небесная сфера, чайная чашка, несколько ручек, включая гусиное перо, ящичек с камнями, четырнадцатое издание «Известных цитат» Бартлета и кухонная губка. И в центре, на специально расчищенном месте, стеклянный куб с чем-то напоминающим высохший стручок молочая.
Бриаллен бережно подняла куб и передала мне.
Едва взяв сосуд в руки, я ощутил окружающее его силовое поле. Интересно, что же в нем такое? Я присмотрелся и вдруг почувствовал неприятный холодок. То, что поначалу показалось высохшей скорлупкой стручка, было на самом-деле серыми, безжизненными крыльями флита. Неестественно вывернутые вперед, они как бы сжимали сморщенное тельце с едва различимым бесстрастным личиком. Не говоря ни слова, Бриаллен забрала у меня куб и вернула на стол.
Из кабинета мы спустились в кухню, где она стала готовить салат.
— Впервые увидел мертвого флита.
Бриаллен принялась крошить зелень.
— Да, редкое зрелище. Я разговаривала с одним из моих подданных — речь шла о похоронных процессиях флитов, свидетельницей чего мне посчастливилось быть — и упомянула, что ни разу не видела, как избавляются от тела умершего. Сегодня утром он принес мне вот это. Сказал, что они просто оставляют его на подходящем холме, и что оно уходит с первым светом дня.
— Но зачем он отдал его тебе?
Бриаллен наклонилась и, пошарив на полках, достала глиняную миску.
— Он мне его и не отдавал. Просто подумал, что мне захочется на него посмотреть. Я пообещала, что выставлю его наружу до рассвета.
— Но ты же наложила на него охраняющее заклятие.
Она пожала плечами.
— Временная мера. Я заметила, что оно сильно обесцветилось, пока находилось в доме. Вероятно, все дело в свете, и солнце просто справляется быстрее. Полагаю, это имеет какое-то отношение к покидающей тело сущности. Трудно поверить, что существо размеров флита может быть разумным. Я даже думала, что может быть сущности в них больше, чем физической материи.
Я с невинным видом наклонился к салату.
— Кстати, о сущности…
Прежде чем я успел продолжить, Бриаллен подняла руку и с улыбкой покачала головой.
— Нет-нет, сначала мы поболтаем как старые друзья, поедим, а уж потом займемся делами. Бери тарелку.
Я грустно вздохнул. Бриаллен невозможно застать врасплох. Она вытащила из духовки здоровенный, рассчитанный явно больше чем на двоих ростбиф и расставила тарелки для овощей и картофеля. Мы забрались на высокие стулья и принялись за дело. Я по большей части помалкивал, чтобы не соскользнуть случайно на запретную тему, зато Бриаллен было что рассказать.
Она лишь недавно вернулась после годичного академического отпуска, который провела в Гарварде, где преподавала — по ее собственному выражению — «не столь уж и Темные века». Приступив к изучению флитов, Бриаллен продолжала вести исследовательскую работу, продолжала попытки культивировать в суровом климате Новой Англии кое-какие заморские растения и еще постигала секреты тайской кухни. Последнее увлечение, как мне показалось, вполне могло послужить причиной еще одного путешествия.
Рассказала она и о своем участии на первой стадии переговоров в Таре и о планируемом визите в Германию с целью изучения сложившейся там политической обстановки. Бриаллен была среди тех, при чьем непосредственном участии создавалась Гильдия стражей, и хотя формально не подчинялась королеве, ее симпатии были целиком на стороне Благого двора. В качестве главы колледжа друидов она имела дипломатический статус в большинстве европейских стран и нередко выступала в роли специального советника мировых лидеров. Далеко не сразу, а лишь по прошествии многих лет я осознал, насколько высок ее статус. До этого я всегда воспринимал ее как милую даму, научившую меня заклинаниям.
Бриаллен начала убирать тарелки.
— Ты такой молчаливый сегодня. Расскажи, чем занимаешься помимо работы.
Я знал, что она имеет в виду. Бриаллен понимала, что мне нужно полностью сосредоточиться на возвращении прежних способностей. Предпринятые с моей стороны попытки ее не удовлетворяли. По крайней мере так мне казалось.
— Ну, начну с того, что я сейчас в отличной физической форме…
— Уже неплохо. — Она поставила на стойку два стакана и разлила портвейн. Потом протянула мне один стакан, прихватила бутылку и вышла их кухни. Мы поднялись в гостиную, где уже горел камин. Хотя его топили даже летом, температура никогда не поднималась настолько, чтобы создавать уютную атмосферу. Хотя в ее распоряжении был весь дом, эту комнату — с пухлыми, мягкими креслами, книгами и видом на сад — хозяйка любила больше всего, и я легко мог представить, как она засиживается здесь за чтением, пока рассвет не прогонит ее в постель.