— В некотором смысле — да. Такое знание существует, но оно открыто только для посвященных. Пользоваться им запрещено.
Я перевел дыхание, чтобы не выдать волнения.
— Стинкворт сказал примерно то же самое. Ты сможешь меня научить?
Бриаллен подняла стакан к свету, и рубиновая жидкость вспыхнула крошечными искорками. Потом она поставила стакан на столик возле кресла, поднялась, отошла к окну и посмотрела в ночь.
— Нет.
Меня окатила холодная волна разочарования и изумления. Столь прямого ответа я не ожидал.
Бриаллен повернулась и посмотрела на меня с холодным спокойствием.
— Буду откровенна, Коннор, ты не достоин этого знания. Ты давно сошел с пути друида ради удовлетворения личных нужд.
Я почувствовал, как снова вспыхнули щеки.
— Хочешь сказать, что ты мне не доверяешь?
Она покачала головой.
— Дело не в моих личных чувствах. Речь идет о неизмеримо большем, чем личные отношения. Об опасных вещах и знании, которое должно умереть сразу же после того, как о нем помыслили.
— Ска, — усмехнулся я.
Бриаллен кивнула.
— По сути, да. Если смогу, я скажу тебе то, что нужно знать, чтобы остановить этого маньяка. Если не смогу, я постараюсь сама остановить его. В любом случае я не открою тебе запретное знание. По крайней мере не сейчас, пока ты в таком состоянии.
Я закрыл глаза и попытался вздохнуть, преодолеть гнет легшего на грудь груза.
— Из всех наших вечеров этот, похоже, самый тяжелый.
— Мне не легче. Но большие проблемы никогда легко не решаются.
— Мне пора.
Бриаллен отвернулась от окна и вышла из комнаты. Я последовал за ней. Она уже стояла у открытой двери.
— Ты попробуешь что-нибудь узнать?
— Да. Думаю, в этом что-то есть. — Бриаллен положила руки мне на плечи и поцеловала в лоб. — Мы справимся, Коннор. Вместе.
Я обнял ее.
— На тебя трудно злиться.
— Может быть, ты просто плохо стараешься. — Бриаллен встрепенулась. — О, подожди, у меня есть для тебя кое-что. Она торопливо вышла в кухню и почти сразу вернулась с пластмассовым пузырьком. — Держи, это тебе от солнечных ожогов. Не жалей.
Я поднес пузырек к свету — сквозь матовый пластик была видна только какая-то гелеобразная субстанция.
— Ты сделала мазь от солнечных ожогов? — Невероятно! Тратить время на такие пустяки!
Бриаллен рассмеялась.
— Нет, милый. Это алоэ вера. Есть вещи, которые прекрасно работают такими, какими их создала природа.
Я проснулся внезапно в хмурых предрассветных сумерках. Бешено стучал пульс. Лоб покрылся испариной. Беспокойные сны терзали меня всю ночь. Я убегал от невидимого ужаса. Падал с крыши. Выплывал, задыхаясь, из глубины. Снова и снова поднимал я руки, дабы отвратить зло, и возвышал голос, чтобы сломать заклятие, но голос срывался, воздух оставлял легкие, и я просыпался под стук собственного сердца.
Я перекатился к окну, сбросил пропитавшиеся потом и сбившиеся к ногам простыни. Далеко за краем бухты одинокий парус плыл сквозь мутно-розовую хмарь горизонта. Лодка шла медленно, лениво, безуспешно стараясь поймать ветер единственным парусом. Пересекшая пространство воды тускло мерцающая полоска указывала путь поднимающегося солнца. Вспухали и опадали волны. Я люблю воду, но не люблю лодки, хотя и научился ходить под парусом на реке Чарльз. Наверное, все дело в том, что слишком многое в этом деле зависит от внешних факторов и от случая. Вот и сейчас ветер спал, и парус обмяк. Какой-то бедолага обрек себя на долгое ожидание.
Край солнца прорезал горизонт. И словно по мановению волшебной палочки, проснувшийся бриз шевельнул обмякшее полотнище. Я даже различил крохотную суетящуюся фигурку. Парус ожил, развернулся, вспыхнул белым пламенем под яркими лучами, и лодка уверенно двинулась дальше, разрезая золотящуюся ткань залива.
Я поднялся, отодвинул в сторону матрац и встал, обнаженный, раскинув руки, перед открытым окном, встречая поднимающееся солнце приветственным заклинанием. Утренний свет омыл меня, отвечая на призыв приливом энергии. Простое упражнение принесло свежесть обновления. Я почувствовал себя намного лучше, словно принял солнечный душ, омывший мою сущность живительными лучами. Бриаллен была права. Если возвращение утраченного нужно начинать с нуля, я должен это сделать. Альтернатива — остаться лодкой, ожидающей ветра.
Приняв душ, я позвонил в госпиталь и оставил сообщение для моего целителя, Гиллена Йора, но не успел положить трубку, как телефон уже зазвонил. Это был Гиллен.
Я посмотрел на часы.
— Ты сегодня рано. Я хотел договориться насчет приема.
— Что-то случилось?
— Ничего. Просто подумал, что было бы неплохо пройти еще одно обследование.
— А я уж решил, что что-то случилось. В полдень тебя устроит?
— Если только ты не пропустишь из-за меня ланч.
— Я — целитель, Коннор, а ты появляешься, когда вздумается. — Из трубки донеслись гудки. Упрекать Гиллена за резкость я не мог — несколько наших встреч сорвалось не по его вине.
Утро прошло в составлении плана действий. Гордость не позволяла обратиться за помощью к специалисту; к тому же на первой стадии я вполне мог обойтись и собственными силами. Начать с базовых, простейших уроков, заложить основу, а уже потом двигаться дальше: изучать заклинания, тренировать память и осваивать простейшие ритуалы — укреплять сущность.
Истинный друид никогда не сойдет с пути исканий ради нового знания. Истинный друид может идти дальше, только передавая приобретенные знания. Я достиг ступени учителя, но сошел с пути, прельстившись теми возможностями, что предлагал мир Гильдии. Конечно, можно не сходить с тропы исканий и состоять в Гильдии, но перспективы финансового преуспевания оказались слишком соблазнительными.
Способности даются нам с рождения, но их подлинный потенциал раскрывается только через усердные занятия. Для этого требуется терпение и выдержка. Большинству недостает стойкости и силы воли, чтобы следовать путем истины до конца. Они отказываются от своих умений или уходят из мира вечного ученичества ради более осязаемых благ, довольствуясь званием прорицателя в какой-нибудь деревушке, где предсказывают погоду и изрекают неясные предупреждения о грядущих бедах. Их уже не считают частью круга, истинными друидами Пути. Чтобы узнать правду о себе, я должен вернуться на Тропу.
Без пяти двенадцать я как примерный пациент уже сидел в приемной Гиллена Йора. В качестве главного целителя мемориального госпиталя Авалон Гиллен занимал большой кабинет на верхнем этаже десятиэтажного здания с видом на реку Чарльз и Кембридж. Кроме меня, вызова ожидали еще несколько человек, пребывавших на разных уровнях беспокойства: от легкого волнения до очевидной тревоги. Все пришли без сопровождающих, за исключением женщины с ребенком, изо лба которого торчал пока еще небольшой загнутый рог. Похоже, кое-кто добрался до снадобий в родительском шкафчике. На столе отсутствующей дежурной сестры неумолчно звенел телефон, а над пустым креслом кружился целый рой светляков.
