Уши шимпанзе дернулись на звук шагов Рубена. Еще один мучительный поворот: на этот раз он подтянул ноги к груди.
— Полагаю, есть только одно решение…
И снова этот щелчок.
Да, сейчас. Пусть прольется гнев.
Япан оттолкнулся руками и поджал под себя ноги. Вставать нет времени. Япан прыгнул на Рубена.
Свинцовая пуля просвистела рядом с его головой. Затем шимпанзе врезался в бедро Рубена и отбросил человека к стене. Запах человека был кисло-соленым.
Леон утратил всякий контроль. Япан оторвал Рубена от стены и внезапно изо всех сил ударил его кулаками.
Рубен попытался заслониться. Япан оттолкнул слабые человеческие руки с такой легкостью, точно смахнул паутину. Жалкая попытка Рубена обороняться ни к чему не привела.
Япан налетел на Рубена и врезался мощным плечом человеку в грудь. Упавшее оружие лязгнуло о кафель.
Япан всей своей массой обрушивался на человеческое тело снова и снова.
Сила, власть, радость.
Кости хрустнули. Голова Рубена откинулась назад, ударилась о стену и безвольно поникла.
Япан отступил, и Рубен сполз на пол.
Радость.
Где-то на краю поля зрения роились бело-голубые мухи.
Надо двигаться. Это все, что Леон сумел протиснуть сквозь завесу эмоций, окутавшую разум шимпанзе.
Коридор закачался. Япан шел, пошатываясь, то и дело припадая к стене.
Дальше, дальше, больно шагать. Две двери, три. Здесь? Заперто. Следующая дверь. Мир отчего-то замедлил свой бег.
Дверь отворилась. Он узнал вестибюль. Япан наткнулся на стул и чуть не упал. Леон заставил легкие работать интенсивнее. В глазах слегка прояснилось, подкравшаяся тьма отступила, но бело-голубые мухи остались, они порхали нетерпеливо, и рой стал гуще.
Он дернул дальнюю дверь. Закрыто. Леон призвал все, что он мог призвать в Япане. Сила, власть, радость. Япан всадил плечо в створку. Та выдержала. Снова. И снова. Острая боль — и дверь распахнулась.
Правильно, сюда. Отсек погружения. Япан брел вдоль ряда камер, между контрольных панелей. Прогулка заняла целую вечность. Леон концентрировался на каждом шаге, на поднимании и опускании каждой ноги. Поле зрения Япана сужалось, голова, казалось, утопает в размягчившихся плечах.
Здесь. Его камера.
Он нащупал замки. Неумело отщелкнул их.
Тут лежал Леон Маттик, спокойный, с закрытыми глазами.
Аварийное управление, да. Его знакомили с ним на инструктаже.
Он пошарил по полированной стальной поверхности и нашел панель сбоку. Япан тупо уставился на ничего не значащие для него надписи, да и сам Леон читал с трудом. Буквы прыгали и сливались.
Он отыскал несколько кнопок и автоматическое регулирование. Пальцы Япана казались толстыми, неловкими. Потребовалось три попытки, чтобы запустить программу оживления. Огоньки на панели из зеленых стали янтарными.
Вдруг Япан сел на каменный пол. Теперь бело-голубые мухи гудели повсюду, они вились вокруг его головы, они хотели ужалить его. Он втянул прохладный сухой воздух, бесплотный, не помогающий…
А потом, без всякого перехода, он уже смотрел в потолок. Лежа на спине. Лампы наверху потемнели, угасая. Потом они выключились.
Веки Леона распахнулись.
Программа восстановления все еще продолжала электростимуляцию мышц. Что ж, пусть прыгают, покалывают, зудят, пока он думает. Чувствует он себя хорошо. Даже не голоден, как обычно после погружения. Долго он пробыл на лоне дикой природы? По меньшей мере пять дней.
Леон сел. В аппаратной — никого. Очевидно, Рубен получил какой-то беззвучный сигнал тревоги, больше никого не взбудораживший. Это тоже указывает на то, что группа заговорщиков весьма мала — вероятно, в ней состоял только главспец.
Леон выбрался из своей камеры, трясясь как в ознобе. Чтобы освободиться, пришлось отцепить несколько питательных трубок и датчиков, но это оказалось проще простого.
Япан. Большое тело загромождало проход. Он опустился на колени и нащупал пульс. Слабый, прерывистый.
Но сначала — Келли. Ее камера стояла рядом с его, и Леон начал воскрешение. Жена выглядела отлично.
Рубен, должно быть, подсоединил к системе какой-то блок, чтобы никто из персонала по виду панели не понял, что тут что-то не так. Легенда проста — пара пожелала пережить по-настоящему долгое погружение. Рубен предупреждал их, но нет, они настояли… Вполне правдоподобно.
Веки Келли затрепетали. Он поцеловал ее. Она охнула.
Леон сделал знак шимпанзе: Тихо, и вернулся к Япану.
Кровь продолжала течь. Леон удивился, обнаружив, что уже не чувствует ее сильного пряного запаха. Как много потеряли люди!
Он стянул с себя рубашку и скрутил грубый жгут. По крайней мере, дышит Япан ровно. Келли уже готова была вылезти, и он помог ей отсоединить провода.
— Я пряталась на дереве, и вдруг — бац! — воскликнула она. — Какое облегчение. Как ты…
— Идем, — сказал он.
Когда они покинули комнату, Келли спросила:
— Кому мы можем доверять? Кто бы ни сделал это… — Она осеклась, увидев Рубена. — Ох.
Отчего-то выражение ее лица заставило Леона рассмеяться. Удивлялась его жена очень редко.
— Ты?
— Япан.
— Я никогда бы не поверила, что шимпанзе способен, способен…
— Сомневаюсь, что кто-нибудь так долго пребывал в погружении. Да еще и в таких стрессовых условиях. Вот и… ну… всплыло.
Он подобрал оружие Рубена и осмотрел механизм. Обычный пистолет с глушителем. Рубен не хотел разбудить всю станцию. Факт этот был многообещающим. Здесь наверняка есть люди, которые придут им на помощь. Он зашагал к зданию, где обитал персонал станции.
— Подожди, так что насчет Рубена?
— Я собираюсь разбудить врача.
Так они и сделали, но сперва Леон отвел доктора в аппаратную осмотреть Япана. Несколько стежков, бинты, уколы — и доктор сказал, что Япан поправится. Только после этого Леон показал ему тело человека.
Врач рассердился. Но у Леона была пушка. Все, что ему пришлось сделать, — это продемонстрировать оружие. Он ничего не сказал, просто повел пистолетом. Разговаривать не хотелось, и он сомневался, что когда-нибудь ему снова понравится болтать языком. Когда молчишь, лучше сосредоточиваешься, проникаешь в суть вещей. Погружаешься.
И в любом случае Рубен уже какое-то время был мертв.
Япан проделал отличную работу. Доктор лишь головой качал, разглядывая страшные повреждения.
Келли все время как-то странно на него посматривала. Леон не догадывался почему, пока не осознал, что ему и в голову не пришло вначале помочь Рубену. Япан был им, и это чувство он не мог объяснить.
