Может, рассказать инспектору про мамино предсказание? Нет уж. С ним мне впервые пришло в голову, как глупо мои страхи будут выглядеть со стороны. Лучше казаться мнительной истеричкой, которая напугана лишь последние пару дней, чем истеричкой с восьмилетним стажем.
– Вам лучше? – Чан Чон Мин потер свои колени, будто понял, что я не отвечу. – Идемте. Лучше хоть что-нибудь делать, чем сидеть сложа руки в ожидании печальной судьбы.
Я нервно засмеялась и кое-как села.
– Вы поэтому за мной сегодня приехали… – поняла я. Как же это мило! Даже если он такого эффекта не планировал. – Вы и без меня обошлись бы, но не хотели, чтоб я сидела и психовала из-за того, что тоже могу умереть.
– Думаю, это тяжело – подозревать, что с тобой что-то случится, и не иметь возможности это предотвратить. Я решил, вы предпочтете отвлечься.
Чан Чон Мин сидел очень близко, и мне вдруг захотелось привалиться к нему и понюхать его рубашку. Просто из любопытства. Мне всегда нравились молодые парни, которые щедро пользовались одеколоном. Но запах инспектора Чана на расстоянии уловить было невозможно. Для этого следовало придвинуться гораздо ближе.
Я качнулась к нему, но он словно разгадал мой замысел и торопливо поднялся. Протянул мне руку, чтобы помочь встать. Ладонь была горячая и влажная от пота, но это не вызывало отвращения. Спина у него, наверное, сейчас тоже горячая и влажная. Юн Хи, пожалуйста, уймись!
Утихомирила меня вот какая мысль: я моложе его и не так уж плохо выгляжу. Если он правда почувствовал мое движение к нему и нарочно отстранился, значит, я не нравлюсь ему. Интересно, это из-за внешности или виноват мой нервный навязчивый характер? А может, притяжение – вообще дело судьбы, и если его нет, остается только смириться.
Чан Чон Мин, конечно, мне тоже не особо нравился, просто было задето мое самолюбие. И все равно захотелось изо всех сил надавить на синяки, чтобы отвлечься, но теперь, когда он об этом знал, было неловко. Так я и поплелась за ним к выходу, мучаясь от чувств и головной боли. Он не касался меня, но шел рядом, в любую секунду готовый подхватить свою незадачливую компаньонку, с которой судьба свела его против воли.
– Госпожа, вам лучше? – спросил мастер, когда мы вышли обратно в помещение магазина.
Посетителей не было, и он вернулся к вытачиванию бусин.
– Да. Благодарю, что позволили отдохнуть у вас. Это из-за жары. – Кланяться я не стала, чтобы опять не рухнуть. – Мы пойдем, вы очень нам помогли.
Мастер кивнул на прощание, и я уже собиралась переступить высокий деревянный порог, когда инспектор внезапно подал мне руку: сухо, как больной тетушке, без всяких заигрывающих взглядов, но я все равно растаяла. Положила ладонь на его запястье и поставила ногу на землю, нарочно сильно навалившись на его руку: пусть думает, что я бы споткнулась и упала, если бы не его любезность.
Я так старалась красиво перенести и вторую ногу, что споткнулась по-настоящему, и едва не взвыла от собственной дурости.
– Не думали выступать за корейскую сборную по легкой атлетике? – пробормотал Чан Чон Мин, удержав меня на ногах. – Вы бы споткнулись о шест, сломали турник, а сделав сальто, упали на зрителей. Не выиграли бы, зато соревнования стали бы не такими скучными.
Я подняла мрачный взгляд и, встретившись с ним глазами, вдруг увидела, что он впервые за время нашего знакомства смеется. Не ртом, но глазами – определенно.
И на этом мое бедное сердце капитулировало, как Япония в сорок пятом. Чан Чон Мин правда нравится мне? Вот этот взрыв в сердце от каждого его доброго слова, это желание каждую секунду наблюдать, что он делает, желание обнять его за то, что он улыбается мне глазами, – это все и есть…
Я села на порог, о который только что триумфально споткнулась, и каждый атом моего тела почувствовал руки Чана Чон Мина, которые затормозили мой стремительный полет со ступенек.
– В следующий раз возьму для вас инвалидную коляску и буду катать в ней, – без злости сказал он, и это было самое романтичное, что я слышала в своей жизни.
Беда.
К сожалению, Йемтео – не то место, где можно избежать жары, быстренько нырнув в машину с кондиционером. Сначала нужно пройти до парковки по залитым ослепительным солнцем переулкам. Редкие туристы, проходившие мимо, были в кепках, темных очках и под зонтами, а на нас жара обрушилась как удар по голове. Я решила, что лучше казаться немощной, чем упустить шанс, и взяла инспектора под руку, не дожидаясь приглашения.
Знаете, что забавно? За те пятнадцать минут, пока мы шли к парковке, я ни разу не подумала о своей смерти, а ведь иногда думала о ней сутками. Но ощущение его рубашки под пальцами отгоняло любые другие мысли. Чан Чон Мин был стеной на пути любого несчастья: когда он был рядом, я хотела думать только о нем. Серьезно, я, похоже, втрескалась в него по уши. Приговор оглашен, дамы и господа, судебное заседание окончено.
Мы прошли мимо книжного магазина Story. Жениха на пороге уже не было, но в уголке ступеньки лежала свежая белая хризантема. Никто ее не убрал – поминальный цветок, цветок скорби узнает каждый.
– Выпендрежник, – процедил инспектор, заметив хризантему.
Мне было неприятно, что он так отозвался о человеке в трауре, но я была поглощена собственным любовным открытием и только кивнула.
– Я в участок, – сказал инспектор, когда мы дошли до машины.
Ясное дело… У него сейчас много других дел, кроме возни со мной. Я покладисто кивнула, и он окинул меня задумчивым взглядом:
– Вы со мной или вас лучше домой забросить?
Каждая лишняя минута рядом с Чаном Чон Мином затягивала у меня на шее петлю, из которой становилось все труднее выбраться, но уехать, когда он сам предлагал остаться…
– С вами, чтобы помочь в расследовании, – торопливо сказала я, прикрываясь остатками гордости. – Лишние руки, лишние мозги – они ведь никогда не лишние, так?
Блистательно, Юн Хи.
– Ничто лишнее не лишнее, – философски изрек Чан Чон Мин, усаживаясь на водительское сиденье. – В природе всего ровно столько, сколько надо.
– Я имею в виду, что правда буду полезной. Девушка стихии воды может уже завтра вечером погибнуть, верно? Хо Тэ Мин писал: «Чтоб завтра солнце встретить вновь, сегодня путь рассвету подготовь».
– Вы знаете Хо Тэ Мина? – удивился
