него и прижмут к земле своим весом, но колесные машины, защищенные, превращенные в миниатюрные металлические крепости и наполненные вооруженными существами, несут ужас и разрушение среди муравьев, сокрушая их колесами, а стрелы и пули поражали их.
Но, несмотря ни на что, я чувствую, что мы проигрываем, что наши усилия были предприняты слишком поздно и что в любой момент орда насекомых захлестнет электростанцию, и мы будем неспособны производить пищу, производить свет, производить что-либо, даже управлять нашими транспортными средствами. Я давно предвидел это и, готовясь к катастрофе, приказал построить паровые машины, но их слишком мало, чтобы удовлетворить все наши потребности. Если бы эти существа давным-давно прислушались к моим словам, то тогда все было бы хорошо. Слишком долго они ждали, а потом впали в панику повернулись ко мне, умоляя взять на себя ответственность, умоляя спасти их. Судьба страны, ее жителей зависит от меня, но я чувствую, что никакие человеческие усилия, ничто из того, что могут сделать эти существа под моим руководством, не сделают более, чем отсрочат конец.
Случилось то, чего я боялся больше всего. Муравьи овладели электростанцией. Все в тупике. Только самое необходимое для жизни может быть произведено с помощью ничтожной, ограниченной мощности моих машин, древних устаревших механизмов, отброшенных веками назад этими существами, но теперь, когда все их чудесные изобретения потерпели неудачу, они надеются на свое спасение.
И это лишь жалкая надежда. Мы осаждены, охвачены, обложены, и с каждым днем окружающий кордон неодолимо приближается.
Я боюсь ждать дольше, чтобы доверить эту рукопись птице. Если я еще промедлю, может быть слишком поздно, поэтому завтра я заключу его в металлический цилиндр и привяжу к ноге большого альбатроса, которого поймал.
И я готов бежать, сесть в свою лодку. Каждый день, каждый час жители покидают город. Они уходят в воду, возвращаются к привычкам своих давно забытых предков, снова становятся ракообразными и, забыв все свои великие труды, всю свою цивилизацию, весь свой развитый менталитет, уходят в глубины озера и возвращаются к подводной жизни. Возможно, прежде чем город падет, все существа оставят жизнь, которую они вели в течение многих поколений, и в воде и тине найдут безопасность и там забудут все и выродятся в омаров, из которых они выросли. Это странная, причудливая мысль, но человек, во время страшной крайности, когда он был подавлен и уничтожен, не раз возвращался к дикости, и каждая великая нация падала, так что, возможно, это всего лишь закон природы, исполнение Божьего плана….
Я собираюсь закрыть, запечатать свою рукопись, чтобы отправить ее в мир, и я должен поторопиться. Жителей осталось не более дюжины. Все, кроме этих, дезертировали. В течение часа муравьи захватят город. Я должен поспешить к своей лодке и бежать, пока не поздно.
Да, даже сейчас они идут. Они на окраине. Их орды отрежут мне путь к отступлению, если я немедленно не скроюсь. Это конец. Мое повествование должно быть запечатано и доверено альбатросу, которого я много недель держал в плену и ждал этого времени. Дай Бог, чтобы это дошло до рук кого-нибудь из ближних.
КОНЕЦ
Александр Снайдер
ПЛАТО БОГОХУЛЬНИКОВ
(перевод Балонов Д. Г.)
Место, в которое трудно попасть
— Он вас ожидает? — с надеждой спросил извозчик, протягивая узловатую руку к сумке пожилого новоприбывшего, только что сошедшего с вечернего поезда.
— Не совсем, — ответил Мейсон, отдавая сумку, — я просто написал, что загляну к нему на днях, и, не получив ответа на это, я предположил, что будет хорошо, если я приеду.
— Ну? В чем дело? — спросил Мейсон, заметив разочарование на лице извозчика.
— Тогда, я полагаю, я не смогу вам помочь, мистер. По крайней мере, было бы неправильно, если бы я отвез вас туда, а потом сразу привез обратно, не так ли?
Мейсон с удивлением посмотрел на потрепанного старика, демонстрирующего деликатные угрызения совести.
— Вы хотите сказать, что я не могу войти, если меня не ждут?
Извозчик кивнул.
— После наступления темноты у вас это не получится, мистер. Темнота наступит как раз к тому времени, когда мы преодолели четыре мили до его дома, — он ткнул большим пальцем в сторону кобылы, уныло стоящей между оглоблями древнего транспортного средства, — старая серая кобыла, она уже не та, какой была раньше, — извинился он.
— Вы правы, — согласился Мейсон, взглянув на лошадь, — она не потомок Пегаса, если судить по внешности. Ну и что же мне тогда делать, если вы так уверены, что нет смысла подниматься туда сегодня вечером? Где мне остановиться? Нет смысла отправляться следующим поездом, если предположить, что он вообще будет до утра.
Извозчик быстро оглядел его.
— Ну, в это время, мистер, вы могли бы остановиться на ночь в отеле для Путешественников, а утром отправиться дальше. Вам это подходит? Отель в миле в противоположную сторону.
Мейсон покорно пожал плечами:
— Нужда заставляет, когда дьявол управляет, о, прошу прощения! Я не имел в виду ничего личного, — поправился он, услышав смех извозчика. — Тогда ладно. Пусть будет отель.
Он забрался в экипаж достаточно ловко для своего возраста и устроился на сиденье рядом с сиденьем кучера, в то время как тот отвязал поводья, обвитые вокруг рукояти кнута, закрепленного в гнезде, встряхнул ими вверх-вниз и цыкнул на кобылу.
— Вы здешний уроженец? — спросил Мейсон, когда они отъехали от станции и, покачиваясь, выехали на дорогу.
— Я здесь родился и вырос, мистер, — ответил извозчик, радуясь возможности скоротать предстоящую поездку.
— Тогда вы, вероятно, знаете доктора Сантурна?
Таинственные звуки — Секретный зверинец, сэр!
— Я не могу сказать, что знаю — как и никто другой вокруг. Он тайна для местных. Он обосновался на Плато почти
