Аня побледнела еще больше и ничего не ответила.
— Да брось ты, Виктор, — сказал Щуплов. — Просто мне девушка местные достопримечательности показывает.
— А знаешь… — прошипел Пареев подскочив к Александру и схватив за грудки. — Это моя невеста, и гулять с ней имею право только я!
Лицо Щуплова вмиг посуровело и маска доброжелательства сползла с него.
— Не надо трогать меня руками, — холодно проговорил он, глядя прямо в глаза мента. — Разве у нас рабовладельческий строй, а Аня — твоя рабыня? По-моему, девушка сама в праве решать, с кем ей гулять.
Пареев отпустил Щуплова, глядя на него с ненавистью. Все теперь встало на свои места: и Васькины ужимки и прыжки, и странное поведение Ани.
— Ты тут приезжий, — процедил он сквозь зубы. — И воду ты мне тут не мути. И не с такими справлялись.
— Кто здесь и мутит воду, так только ты, — все так же холодно ответил Александр. — А угрожать мне не надо, и на таких, как ты, управа найдется. Упрячут тебя так, что и папочка любовницы не поможет!
Это был удар пониже пояса. В этот момент Пареев проклял тот час, когда остановился, чтобы подвезти своего низкорослого соперника и когда поведал ему историю своей жизни и своего падения.
«Ну, козел, — подумал он. — Радуйся пока что. Уж я тебе устрою веселую жизнь!»
— Что ж, — сказал он вслух, сардонически улыбаясь. — Когда двое гуляют, третий — лишний. Что ж, голубочки, гуляйте, гуляйте… А с тобой, Анна, мы еще поговорим. И не забудь, как мы позавчера… Когда твоих дома не было… Как-нибудь повторим.
И, нехорошо усмехнувшись, быстрым шагом удалился.
Щуплов внутренне ликовал. Последние слова Пареева ничуть его не смутили; он не питал никаких иллюзий насчет местных нравов и отношений мента и девушки в частности; важен был текущий момент, а он был славен тем, что враг бежал с поля боя. Конечно, и Александр очень хорошо это понимал, это была только первая битва, более того, он приобрел в представителе власти непримиримого врага, но сейчас это его ничуть не расстраивало. Он был на коне!
Аня плакала. Дешевая тушь тотчас потекла, пробороздив на ее щеках грязные дорожки. Щуплов охватил ее талию руками и попытался обнять.
— Не надо, — девушка отстранилась, всхлипывая.
— Ну что ты, не плачь, не надо, — бормотал Александр, куда-то утратив все свое красноречие. — Все будет хорошо… Ну что ты… ну подумаешь… Мало, что ли, этих придурков в форме?
— Да, но это ведь мой жених! — Аня словно искала оправдания поведению Пареева.
— Жених! Ну и что? Зачем тебе такой хам? Он оскорбил тебя!
— Но он же меня любит! — с отчаянием выкрикнула девушка.
— Да с чего ты взяла, что любит? Просто ты тут самая красивая в Ясино. А в городе, знаешь, сколько у него таких, как ты, было?
— Не говори так! — воскликнула Авдотьина и внезапно влепила Щуплову пощечину.
Этот поступок, очевидно, был непроизволен, потому что вызвал удивление не только у Щуплова, но и у самой Ани. Несколько мгновений они удивленно смотрели друг на друга, а потом Александр вновь попытался обнять девушку.
На этот раз она не сопротивлялась…
…Мысль об Максиме Пименове не давала Щуплову покоя. Он вспоминал насмешливые взгляды мужиков, критически оглядывавших его неказистую фигуру во дворе МТС после реплики этого дылды-недоумка, и новая волна гнева, слегка утихшего после свидания с Аней, поднималась в нем.
…Конец прогулки вышел скомканным. Настроение у девушки было окончательно испорчено, и даже вновь пробудившееся красноречие Щуплова не могло его улучшить. Но, как ему показалось, не было худа без добра: их отношения с Пареевым оказались обозначенными раз и навсегда, более того, Виктор показал свою истинную натуру, тем самым подтолкнув Аню к нему, Александру.
…Проводив девушку домой, Щуплов отправился домой же. Отказавшись от ужина, что предложила ему Филипьевна, Александр прошел сразу в свою комнату. Сегодня он чувствовал, чем поужинает.
До темноты оставалось еще немало времени. Чтобы как-то его скоротать, Александр попытался читать взятый им еще из Н. детектив Марининой в мягкой пестрой обложке, но, прочитав пол-страницы, бросил.
Вообще последнее время он потерял к чтению всякий интерес. Если раньше Щуплов не мог жить без чтива (сам покупал книги, и брал читать у знакомых), то после события в лесу, круто изменившего его жизнь, всякая охота к подобному времяпрепровождению у него пропала совершенно. Словно все герои, все перипетии сюжета вставали перед ним в своем обнаженном виде, показывая всю свою ущербность и неправдоподобие. Даже самая малая толика неестественности вырастала в глазах Щуплова до неимоверных размеров и раздражала его чрезвычайно.
Всю свою библиотеку, что собирал в течение всей учебы в институте и в первый год работы, он оставил в своей общажной комнате и нисколько об этом не сожалел, прихватил только Маринину, так как все-таки надеялся узнать, чем же там закончатся похождения никчемной хозяйки, но талантливой сыскарши, но так все и не сподоблялся.
…Бросив книжку, шмякнувшуюся на пол, Александр разлегся на койке и задумался. Он даже не заметил, как его раздумья перешли в сон…
Эти охотничьи угодья были для него новы. И гораздо более приятны, чем те, что остались там, за колючей проволокой. Запахи более естественные, не сдобренные всяким инородными примесями, призванными с человеческой точки зрения эти запахи улучшать… Все эти улучшения были для него что нож вострый… Здесь — другое дело, все более натурально и (это, правда, еще предстояло узнать) более вкусно…
Под вечер Пименов-младший опять напился. Благо самогону батя нагнал много, а, поскольку сам был по габаритам гораздо меньше Максима, то особенно не препятствовал сыну, когда тот таскал его запасы.
…На летнее время Пименов облюбовывал летнюю кухню, которая уже давно кухней не являлась, потому что там никто не готовил. Здесь он проводил большую часть времени, сюда водил девушек (еще до того, как близко познакомился с Аней), здесь последнее время и пил.
Вот и теперь, прихватив из дома неизменную пол-литру, пару луковиц и полбуханки хлеба, он удалился к себе.
— Хватит бы тебе пить, — заметила мать, с которой он встретился на пороге. — На себя посмотри: совсем на человека не похож.
— Ладно тебе, мать, — тихо ответил Максим. — Ладно…
С матерью он никогда не ругался и почти во всем ее слушался. Только не в вопросах пития. Пименова, со своей стороны, в последнее время очень переживала за сына. Она видела, как увядал и спивался ее сын после того, как Анька Авдотьина его бросила. Дочь Авдотьиных она называла не иначе как шалавой, а Пареева — аспидом в форме.
