— Ладно, Проскурин, не терзайся, — смягчился подполковник, глядя на растерянное, виноватое лицо своего подчиненного.
— В нашем деле всякое случается. Главное, ты проявил бдительность, а это гораздо лучше, чем ничего вокруг себя не замечать.
Серафима перевернулась на спину и зажмурилась от яркого солнца.
Они с Серафимом вот уже с час валялись на пляже, после того, как с самого утра отвезли собаку к тем самым Соколовым, которых рекомендовал Николай Григорьевич Проскурин.
Новый хозяин собаки, — Женя Соколов и его миловидная жена Наташа произвели на Серафиму хорошее впечатление, а вот их сын Сережа, — паренек лет десяти, совсем ей не понравился. Мальчик был неуравновешенным, и каким-то нервным. Он надоедливо суетился вокруг Элионте, пытаясь давать ей команды, беспрестанно хватал ее то за одну, то за другую лапу, при этом, громко командуя "дай лапу!", и на правах собственника повелительно тянул за поводок со словами "пошли гулять". Конечно, такое состояние ребенка можно было объяснить сильным возбуждением, от того, что родители, наконец, приобрели долгожданную собаку, но, как знать, вдруг подобное поведение являлось для него обычной нормой, и оно, наверняка, могло не понравиться Элионте.
— Серафим, как ты думаешь, она приживется у них? — с сомнением спросила Серафима у своего друга.
— Конечно, приживется. — Уверенно ответил он.
— А как же этот мальчик, Сережа? Мне кажется, он очень надоедливый и собака…
— Не переживай, — перебил ее Серафим. — Думаю, они найдут общий язык.
Он сдвинул с лица панаму и прищурившись, взглянул на Серафиму.
— Да, не волнуйся ты так, у Элионте будет все хорошо.
— Твоими бы устами…
— А твоими бы сейчас я с удовольствием воспользовался для поцелуя.
— Что прямо здесь, на пляже?
— Мне все равно где! — и Серафим потянулся к ней с намерением осуществить свое желание.
— А мне не все равно! — Серафима игриво отпрянула от него и снова перевернулась на живот.
Серафим вожделенным взглядом окинул ее стройную фигуру.
— А, может, проведаем наш каменистый островок?
Серафима повернула голову и в тот же миг наткнулась на его страстный взгляд.
— Как ты, не против? — спросил Серафим и слегка приподнялся, чтобы опереться на локоть. Мускулы на его предплечье тут же заиграли на солнышке бронзовым загаром, и Серафима, окинув его взглядом, в очередной раз залюбовалась его прямо-таки, голливудской внешностью.
— А почему бы нет, — ответила она и улыбнулась. — Может, мы снова найдем там собаку, или еще кого-нибудь, ну, например кролика, и потом опять будем пристраивать очередного найденыша, чтобы жизнь не казалась скучной.
Серафим засмеялся.
— Ты думаешь это остров находок?
— Возможно!
— Ну, так что, может, прокатимся и проверим?
….Горячие камни, казалось, вскипят от избытка чувств, которые впервые в своей земной жизни испытал ангел высшей иерархии, Птолетит!
Боже, какое это было блаженство! И как прекрасно сознавать, что такое же блаженство ты доставил и ей, — теперь, он уже знал это точно, — безумно любимой им женщине!
Его душа воспарила ввысь, к родным небесным пенатам, и ему захотелось кричать от счастья, да так громко, чтобы его услышали все обитатели эдемского святилища. Услышали и тут же обратили к нему свои светлые лики, и порадовались бы вместе с ним. А он, утопающий в переизбытке своего счастья, поделился бы им со всеми ангелами!
Серафима, Серафима, Серафима! — Ее имя раздавалось в его сердце разгулом стихии, несущей в себе удары молний, раскаты грома, вихри цунами. Стихии, возносящей его ангельскую суть в сумасшедший природный водоворот, и дающей способность слиться с собой в единую, ни с чем не сравнимую гармонию. И тут Птолетит невольно вспомнил, как услышал это имя впервые из уст Серафиминой подруги Марии.
— Спасите Серафиму, спасите Серафиму!
Эти тревожные, полные страха, призывы о помощи донеслись до него в тот момент, когда он только что спустился на Землю после разговора с Богом. Он тут же вспомнил о воле Господа, который позволил ему снять с себя все запреты. И, незамедлительно воспользовавшись разрешением, в тот же миг, вытеснив мелкую грязную душонку "Бубна" из его похотливого тела, занял ее место.
— Серафима! — вновь произнес он мысленно имя своей любимой и нежно прикоснулся губами к манящему, пологому выступу ее бедра.
Серафима, которая лежала к нему спиной, перевернулась.
— Ты, что? — и взглянув на него, наткнулась на пылкий, полный любви взгляд его голубых глаз, в тот же миг почувствовав благодатное тепло, которое струилось из них, и которое она уже не раз ощущала физически.
А ночью ей приснился сон, полный необычных, волнующих ощущений. К ней снова явился Серафим, и, ни слова не говоря, взял за руку. Она, беспрекословно подчиняясь его воле, последовала за ним. Они вышли из дома, а потом воспарили ввысь, стремительно рассекая воздух, и устремились к самым звездам. И этот полет, и горячая рука Серафима, надежно держащая ее, и прохладная, мягкая ночь, обволакивающая и бодрящая, доставляли Серафиме ни с чем не сравнимое, благодатное, полное очаровательных ощущений удовольствие! Ей казалось, что она совсем не чувствует своего тела, что оно парит где-то рядом с ней, став невесомым! И ей хотелось летать и летать, глядя по сторонам на мерцающие стайки звезд, на кучкующиеся домики облаков, внезапно возникающие то тут, то там, на розовые, окантованные багрянцем всполохи одиноких молний, которые на короткий миг бесшумно озаряли ночной небосвод. И она заглядывала в глаза Серафиму, из которых струилось серебряное сияние, во сто крат усиливающее ее благодатное состояние, и кудри его, теперь почему-то не каштановые, а пшенично-золотистые, развевались по сторонам, охваченные ореолом такого же серебристого, мерцающего на фоне темного неба, сияния….
Ее разбудила Ирина. Она осторожно потрясла сестру за плечо.
— Симуля, вставай.
Серафима открыла глаза, первым делом взглянув на будильник, стоящий на журнальном столике у кровати. Было без четверти девять.
Она сладко потянулась, не желая расставаться со своим сном, а потом недоуменно взглянула на Ирину.
— Ты что?
— Вставай, сестренка, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Говори! Зачем вставать-то? Ты же знаешь, что я вчера легла черте во сколько.
— Я знаю, Сима, вставай! — Ирина тяжело вздохнула.
Серафима, почувствовав тревогу, внимательно взглянула на сестру.
— Что случилось?
