В другом конце комнаты располагался стол, заставленный африканскими деревянными статуэтками и изображениями Иисуса Христа и Девы Марии. Степы были разрисованы кругами, стрелами и странными символами, которые Коттен не узнала.
Зрелище ее загипнотизировало. Шагнув в комнату, она молча стала наблюдать за старой женщиной — должно быть, некоей жрицей — в центре комнаты. У старухи была морщинистая черная кожа, гладкое лицо, она носила длинное белое платье, на голове — белый шарф, конец которого спадал на плечо. За ухом с левой стороны торчал большой желтый цветок. Закрыв глаза, она наклонила голову и, кажется, погрузилась в молитву или медитацию.
Похоже, никто не заметил Коттен, не обратил на нее внимания, песнопения продолжались. Из угла донеслись звуки бубна, кто-то отбивал ритм для молящихся.
Это что, вуду? Сантерия[16]? Черная магия? В Майами смешалось столько культур, это может быть любой из карибских культов. Зрелище завораживало, но она вдруг вспомнила, что очень хочет в туалет.
Девушка собралась уходить, но тут все умолкли, и старуха посмотрела прямо на нее.
— Я не хотела мешать, — произнесла Коттен, делая шаг назад.
Верующие встали и расступились, образовав проход.
Жрица приблизилась и подняла костлявую руку, указывая пальцем на Коттен.
Девушка застыла на месте. В воздухе висел дым сотен свечей, жрица подошла так близко, что их тела почти соприкоснулись.
Раздался металлический звон бубна. Собравшиеся вновь забормотали, словно жужжали какие-то насекомые, все уставились на Коттен и жрицу.
В глазах щипало от дыма; жрица наклонилась, приблизив губы к уху Коттен. Та прислушалась сквозь шум.
— Что? — спросила она, пытаясь разобрать тихие слова с сильным островным акцентом.
Женщина снова зашептала, но не по-английски.
— Geh el crip ds adgt quasb…
Глаза Коттен распахнулись, она вскинула голову, прижала ко рту ладонь и уставилась на женщину, не в силах поверить, а та вернулась к алтарю.
— Что вы сказали?
Старая жрица не ответила. Она закрыла глаза и снова погрузилась в медитацию.
— О господи, этого не может быть, — прошептала девушка, отступая в проход.
Коттен протолкалась мимо людей, покупающих сэндвичи, и снова оказалась в переулке. Стараясь не закричать, она побежала-к кубинскому району и ревущей уличной музыке.
Словно плывя против течения, она пробиралась сквозь толпу танцующих и веселящихся людей и наконец оказалась перед клубом.
Происходящее сбило ее с толку, она не могла вспомнить, где же припаркована машина. Потом раздался знакомый голос:
— Коттен! — Из-под навеса над входом появилась Ванесса и подбежала к подруге. — Что такое, девочка? Что с тобой?
Коттен уставилась на Ванессу, словно впервые видела. Мир вокруг нее кружился.
— Что случилось?
— Забери меня отсюда, Несси, пожалуйста. Забери меня отсюда.
Щурясь от яркого рассветного солнца, Коттен стояла в прибое, недалеко от дома Ванессы на Саут-Бич. Солнечные лучи сверкали в воде, переливались, словно драгоценности. Утренний ветерок приятно холодил кожу. Забывшись, она покусывала ноготь на большом пальце и сквозь темные очки разглядывала контейнеровоз на горизонте. Еще в комнате она мельком посмотрела в зеркало и увидела, что глаза покраснели и опухли от слез.
— Видишь эту ракушку? — спросила Ванесса, поднимая половинку двустворчатого моллюска «крылья ангела» и рассматривая ее. — На пляже всегда валяются только половинки. Знаешь, почему?
— Нет. Но ты же расскажешь, правда? Ванесса ухмыльнулась:
— У этих моллюсков нет никаких связок, чтобы удерживать створки вместе. Они глубоко закапываются и держатся лишь за счет песка и маленьких мускулов-замыкателей.
— Откуда ты знаешь такие подробности? — спросила Коттен.
— Встречалась с морским биологом.
— Я ее помню. Кажется, она стала работать в парке «Подводный мир» в Орландо?
Ванесса кивнула.
— Несси, насчет прошлой ночи… Старуха сказала то же самое, что говорил Арчер, отдавая шкатулку — ну, про то, что я единственная способна что-то там остановить. — Коттен прижала руку к дрожащим губам и постаралась сдержать слезы. — Дело не в том, что они говорили, Несси, а в том, как.
— Угрожающе?
— Нет, — возразила Коттен. — Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня была сестра-близнец, которая умерла при рождении?
Ванесса призадумалась.
— Да, ты называла ее Мотнис.
— Правильно. И еще, помнишь, я говорила, что в детстве видела ее и общалась с нею на нашем придуманном тайном языке.
— Но ты говорила, что она не настоящая, а воображаемая подружка для игр.
— Я просто не хотела, чтобы ты надо мной смеялась. Но я действительно верила, что она настоящая, совсем настоящая.
— Коттен, она умерла. И тебе пришлось все это выдумать. — Ванесса откинула волосы со лба. — А какое это имеет отношение к вчерашней старухе? Или тому человеку в Ираке?
Коттен сняла темные очки и посмотрела прямо в глаза подруге.
— Старуха и Арчер говорили на том самом придуманном языке — нашем с Мотнис. Никто не знает этого языка. Никто! Удивительно, что я его вспомнила после стольких лет.
Ванесса открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но Коттен ее опередила:
— Допустим, Мотнис была просто плодом моего воображения. И еще предположим, что я выдумала собственный язык и притворялась, будто разговариваю со своей близняшкой. Но как об этом может знать кто-то еще?
Снова надев очки, Коттен повернулась к океану. Они немного помолчали, стоя на песке и глядя на воду.
Наконец Ванесса сказала:
— Знаешь, это самое жуткое из всего, что я когда-либо слышала.
Она бросила ракушку в воду.
— Что же это может значить? — Коттен смотрела, как маленькие рыбки в вечном поиске еды закружились там, где упала раковина.
— А ты уверена, что это те же слова, которые тот мужик сказал в гробнице?
— Тут нельзя ошибиться. «Geh el crip». Это значит: «Ты единственная». То, что говорил Арчер. Сначала он сказал, что я должна остановить солнце, или рассвет, или что-то такое. А потом добавил: «Geh el crip» — «Только ты одна». Вчера вечером жрица сказала: «Geh el crip ds adgt quasb» — «Только ты способна это остановить». Нет, даже больше, чем «остановить». Скорее «разрушить».
— Разрушить?
— Сначала она шептала по-английски. Было плохо слышно, но именно это говорил Арчер. Я единственная могу остановить рассвет и что-то еще. Я в конце почти не расслышала. Она тихо говорила. Но потом добавила на нашем с сестрой языке: «Только ты способна это разрушить».
