Родители мужа держали дома собаку, огромного добермана Магду, добрую и красивую, но без родословной. Она когда-то тоже обожала, когда ей поглаживают грудь и живот, но страшно рычала, если неосторожно задевали соски. Впрочем, дальше рычания дело никогда не доходило. А потом ей привели кобеля, такого же добермана, появились щенки, и характер Магды резко испортился. Теперь она позволяла прикасаться к себе только хозяевам, и Люба не рискнула бы даже руку протянуть в её сторону, не то что погладить.
Нечто неопределимое, не то интуиция, не то подсознание, подсказывало Любе, что между этими двумя собаками — огромная разница. Увы, в чём именно они разные, это нечто упорно держало при себе. Вчера точно так же мучился Нежный, будучи уверенным, что на фотографии груды женской одежды чего-то не хватает, но чего именно, понял только после следственного эксперимента с её, Любы, участием. Весьма неприятным для неё экспериментом, надо признать. Но это неважно. Главное, что ей тоже не разобраться без следственного эксперимента, а значит, придётся его провести.
В полиции немало служебных собак, наверняка среди них найдутся суки. Люба одну из них погладит, и поймёт, чем Молли от неё отличается. Осталось выяснить, где тут псарня, да и согласовать всё это с начальством тоже не помешает. Хоть было ещё очень рано, она позвонила шефу и попросила разрешения посетить собачий питомник, чтобы окончательно убедиться — Молли неправильная псина.
— Конечно, неправильная! — энергично поддержал её шеф. — Меня все собаки любят, а она покусать решила. Я сразу понял, что в ней что-то не так. А насчёт твоего дружественного визита к нашим собачникам, это ты, Сорокина, не по адресу обратилась. Ты сейчас в следственной группе Нежного, вот у него и спрашивай, можно тебе туда или нельзя. А я вот что хочу у тебя спросить. Тут у нас разные слухи о нём и тебе ходят, одни говорят, будто ты в него стреляла, другие — будто стриптиз ему показывала. А он о тебе хорошо отозвался, это ненормально.
— Что же тут ненормального? — удивилась Люба. — Я очень стараюсь, вот Юрий Николаевич это и оценил.
— Он ещё ни разу ни о ком из сослуживцев доброго слова не сказал. Ты — первая, значит, ты его всё-таки удовлетворила. А я и не против. Лишь бы у вас до стрельбы дело не дошло, это нам совсем не нужно. Так что я думаю, он тебе разрешит утречком личными делами позаниматься.
— Вообще-то, это служебное дело.
— Конечно, он будет считать это дело служебным. Но я в чужие отношения не лезу. Разбирайся с ним сама.
Пришлось звонить Нежному. Тот первым делом стал долго и нудно извиняться, что прошлым вечером не смог ответить на её звонок, потому что как раз прижал ювелира и заставил его принять на реализацию патроны с серебряными пулями, а это прерывать было никак нельзя. Он ещё собирался подробно рассказать, зачем понадобилось отдавать патроны ювелиру, но слушать ещё и это Люба не захотела. Попросила его минутку помолчать, и сказала, что ей нужно как-то попасть в собачий питомник и поставить там следственный эксперимент.
— Тебе так понравился вчерашний, что ты прямо с утра решила дальше экспериментировать? — даже по телефону было понятно, что Нежный ухмыляется. — Что ж, действуй, Сорокина. Где у нас сидят собачники, то есть, кинологический отдел, знаешь?
— Нет.
— Это на самой окраине, почти за городом, — Нежный продиктовал адрес и рассказал, как туда проехать. — Ты пытаешься доказать, что Молли — оборотень?
— Для начала хочу сама в этом убедиться. Она чем-то отличается от других собак.
— Хорошо, убеждайся. Но не вздумай по этому поводу составлять никаких документов, не посоветовавшись со мной. И если я прикажу тебе забыть обо всём, что ты там видела и что поняла, хочу в ответ услышать только «Так точно, товарищ майор!».
— Не понимаю, — растерялась Люба.
— Попробую доходчиво объяснить. Оперативнице с сомнительной репутацией, которая проходит у нас испытательный срок всего третий, если не ошибаюсь, день, мерещатся оборотни. Тебя сразу, без раздумий, отправят на психиатрическую экспертизу, и даже если ты когда-нибудь выйдешь из дурдома, с таким диагнозом служить в полиции уже не сможешь. Дошло?
— Нежный, что происходит? Мы расследуем убийство, или чем занимаемся?
— Убийство? Какое убийство? Шеф решил дело закрывать, это федералы против. Мы им помогаем в чём-то, чем они занимаются. Но мы не знаем, чем.
— Я так поняла, им нужны «Ван Хельсинги».
— О «Ван Хельсингах» ты вообще ничего слышать не должна была. Но слышала. И за меньшее люди остаток жизни проводили в психушках. Если им оставляли этот остаток. К тому же мне кажется, что «Ван Хельсинги» федералам совсем не нужны. По крайней мере, нашим, местным.
— Тогда, выходит, им нужны оборотни?
— Сорокина, я этого не слышал, потому что ты этого не говорила. Между прочим, мобильные телефоны иногда прослушивают. Езжай к собачникам, делай там, что собиралась, а потом обсудим, — Нежный прервал связь.
Мотор давно прогрелся, Люба уже собралась ехать, но тут неожиданно позвонил Бардин. Предложил поменяться — он выполнит её задание, а она за это оформит за него документы по ограблению супермаркета. Люба не понимала, почему Бардин не может справиться сам, да ещё и так долго, у неё подобные вещи никогда не занимали больше пары часов. Но делать его работу — зачем ей это нужно?
— Понимаешь, Бардин, у меня очень ответственное задание, — заявила она. — Я буду гладить сук по сиськам, чтобы понять, чем одни сучьи сиськи отличаются от других. Боюсь, ты с такой работой не справишься.
Попрощавшись с обалдевшим Бардиным, Люба, наконец, поехала в собачий питомник.
* * *
Этим утром Нежный, само собой, тоже прогревал мотор, в такой мороз иначе нельзя. Уставившись на индикатор температуры, он размышлял, куда же ему поехать. Дело в том, что Федералов утром сам ему позвонил и сообщил, что допрашивать Хоттабыча или кого угодно ещё он сегодня не сможет, потому что у них там особо важное совещание, важнее если и бывают, то не чаще, чем раз три года. Нежный ни на секунду не усомнился, что ему беспардонно врут, но поделать с этим ничего не мог. Что ж, он уже давно понял, что «Ван Хельсинги» если и интересуют доблестного подполковника, то далеко не в первую очередь.
Можно поехать в управление, а там уже разобраться, что делать дальше. Но там непременно состоится очень неприятная сцена. Вчера вечером шеф в очередной раз спрашивал, когда Бардин передаст прокурорским дело об ограблении супермаркета. Нежный заставил этого шалопая плотно заняться оформлением дела, и шеф абсолютно верно решил, что до вечера с таким заданием справился бы даже школьник. Но Бардин — не школьник, и Нежный был стопроцентно уверен, что документы до сих пор не готовы. А когда шеф ошибается в своих прогнозах, он начинает нервничать — орать, оскорблять подчинённых и грозить невыплатой сверхурочных. В такие минуты от него лучше держаться подальше.
