– Вера, открой.
Но ни одна плита не шелохнулась.
– Давай перелезем через забор, – предложила Клео, – подставим что-нибудь и вскарабкаемся.
– Видишь – наверху провода. Там ток. Убьёт. А вот где он отключается – неизвестно.
– А ты спроси у Петра Ивановича.
– Правильно. Он нам и откроет.
Клео осталась ждать во дворе, а Джордано направился в дом и минут через пять вернулся с обезволенным и послушным Петром Ивановичем.
– Найдите плиту, которая открывается, – приказал ему гипнотизёр.
Пётр Иванович беспокойно заёрзал у забора, словно что-то вспоминая, затем подошёл к одой из плит и положил на неё руку.
– Прикажите ей подняться.
– Вера, открой, – безликим голосом скомандовал он.
Плита не шелохнулась.
– Когда он говорил, у него здесь была такая круглая штучка, – Клео помахала рукой у рта, изображая микрофон.
– Садитесь в машину, – скомандовал Джордано. – Возьмите микрофон и приказывайте.
Пётр Иванович подчинился, залез в свой автомобиль, стоявшую во дворе, достал из бокового ящичка микрофон и безликим голосом безучастно повторил:
– Вера, открой.
Плита оставалась в прежнем положении.
Джордано приказывал снова и снова, Пётр Иванович покорно повторял, но ворота упорно не хотели открываться. Бруно задумался, не понимая, в чём дело. Клео волновалась. Наконец, он стукнул себя по лбу и воскликнул:
– Понял! Микрофон реагирует на определённый голос и строго конкретную интонацию, а именно – естественного живого тона у него и не получается. Об этом говорили по телевизору в передаче для юных техников.
– А ты заставь его, чтобы он постарался, – предложила Клео.
Джордано около часа бился с Петром Ивановичем, отрабатывая у него правильную естественную интонацию, но безуспешно. Тот говорил то, как в трубу, монотонно и гулко, то пищал женским фальцетом, то изображал баритон, но всё продолжало выглядеть неестественно.
– Нет, с голосом ничего не получается, – разочарованно признался Бруно.
– Тогда пусть скажет, как отключается ток в проводах, – напомнила девушка.
– Укажи, в каком месте отключается ток, идущий по забору, – приказал гипнотизёр.
– Выключатель – за пределами участка, – металлическим голосом проговорил Пётр Иванович.
– Что, что? Где выключатель? Уточни, – приказал Джордано.
– В трансформаторной будке по улице Степная, 80.
– Западня. Настоящая западня, возмутился Джордано. – Уж с моими-то способностями лет сто назад можно было выйти живым из любого положения, а здесь обхитрили.
– Надо было учиться пользоваться мобильным телефоном, – сказала Клео.
– У нас бы его отобрали. И он бы здесь не помог.
– Так что же нам навсегда оставаться в этом каменном мешке? – испугалась его спутница.
– Придётся подождать, пока не приедет кто-нибудь из города, – обнадёжил он. – Как только ворота откроются, я его загипнотизирую и мы выйдем.
Надежда утешила девушку и она, смиряясь с вынужденным затворничеством, спросила:
– А что мы есть будем? Пролетающих птичек будешь гипнотизировать?
– Раз они здесь живут, значит, должна быть и кладовая с продуктами, – заверил Бруно, и узники отправились на поиски пищи, которую вскоре и обнаружили в тёмном помещении рядом с аппаратурой. Четыре огромных магазинных холодильника оказались забиты различными продуктами и бутылками с пивом и минеральной водой.
– О-о! продуктов хватит на полгода, если есть умеренно, – обрадовался Джордано, но девушка возразила:
– Я не намерена скучать здесь так долго.
Миновал пятый день после исчезновения Клеопатры и Бруно. В гостиной Валерия Буцкого собрались все жители дома, включая самого учёного и его друга Павла. Разговор шёл о пропавших без вести.
– Я уверен – их увезли в Южную Америку и спрятали в джунглях, – рассуждал Пушкин с важностью директора колбасного завода. – Убить их не могли, потому что для науки они представляют огромный интерес, как-никак – искусственные люди. А то, что пропали, сами виноваты. За неосторожность и расплачиваются. Меня могут похитить. Я очень ценный человек, – последнее он сказал с явной гордостью. – А зачем мне это надо? Лучше посижу дома, телевизор посмотрю. Подожду, пока Валерий Сергеевич нас рассекретит. Тогда можно будет выступать, давать интервью.
– Интервью, – поправил Павел.
– Точно, его самое, – согласился Пушкин и, ничуть не смутившись, продолжил с тем же чувством собственного превосходства. – Меня будут возить по разным городам, обязательно пошлют за границу для обмена опытом. Это я по телевизору видел. Так поступают со всеми новшествами.
– Какой у вас опыт? – снисходительно покачал головой Валерий. – Только телевизор и смотрите целыми днями.
– Эх, мне бы саблю да мотоцикл! – воскликнул Василий Иванович, – Показал бы я этим негодяям, как людей воровать.
– А вот если бы меня украли, – заметил скромно Платон Семиборода, – я бы за ночь всех подлецов налысо постриг. Сразу бы по внешнему виду было видно, что это наши враги.
– Чем бы ты побрил, если бы тебе руки связали? – усомнился Ломоносов.
– Я в кармане всегда перочинный нож ношу, – признался Платон и предложил: – Тётушка Лида, давайте я вас им подстригу и причёску сделаю.
– Зачем мне это нужно? Я к своей привыкла.
– Я просто хочу доказать всем, какой я мастер.
Валерий наклонился к уху Павла и прошептал:
– Всё время старается кого-нибудь подстричь, побрить или сделать причёску. Мне кажется, он в прошлом был парикмахером.
Тётушка Лида неожиданно согласилась:
– Хорошо, попробуй. Вдруг ты и в самом деле прирождённый парикмахер. Проведу тоже над собой эксперимент, проверю твои способности.
Достав перочинный нож и поточив его, Платон принялся с таким проворством обрабатывать голову тётушки, что вызвал всеобщее восхищение. Не прошло и получаса, как причёска была готова.
– Очень даже неплохо, – озирая себя в зеркало, признала хозяйка дома.
– Вот, пожалуйста – и не учил, а получил мастера-цирюльника, – недовольно проговорил Валерий. – Опять не тот результат. О стихах не думает. И этот не поэт… Да, но где же всё-таки Клеопатра и Бруно? Хоть бы весточку какую подали.
– Мне бы роту солдат, я бы весь город перевернул, а след нашёл, – уверенно заверил Василий Иванович. – А если бы дали ещё ракету, да я бы с ней для устрашения прокатился по улицам – в течение дня вернули бы и Клео, и Бруно.
– Пройдём-ка в кабинет, – пригласил учёный друга. Когда они расселись в креслах, он спросил: – Во втором Пушкине ты кого узнаёшь по характеру и манерам?
– Похож на Чапаева, – не колеблясь, определил он и неуверенно добавил: – Или, по крайней мере, напоминает командира батареи.
