я по-товарищески шлёпнул её по заднице. И жадно хватала перекошенным ротом воздух моего кабинета. Стреляя при этом неиссякаемой ненавистью из своих глаз прямо мне в переносицу. Я ажно заопасался, что она, как и Наташенька Копылова, запустит в меня каким-нибудь твёрдым предметом. Схватив его, например, с тумбочки. На которой у меня располагались посуда и чайник. И еще вилки с ложками. К счастью, мамлейка ничего, кроме меня, вокруг сейчас не замечала.
Получив некоторое эстетическое удовольствие и, заодно выполнив второй пункт своего плана, я взялся сглаживать острые углы нашего общения. Доводить мадемуазель Галю до реального бешенства, в мои замыслы не входило.
— Ну чего ты так кипятишься? — примирительно обратился я к темпераментной девушке, — Нас с тобой товарищ генерал ждёт с этой вон фигнёй, — небрежно кивнул я на лежащие на столе бумажки, — А ты на пустом месте бабью истерику здесь закатила! Ты офицер или торговка семечками? И вообще, как-то не с того у нас с тобой интимные отношения начинаются! Погоди, а, может, у тебя месячные? — с заботливой душевностью полюбопытствовал я.
С последней фразой, кажется, я допустил небольшой, но очень существенный и непоправимый промах. Всему виной оказалось несоответствие эпох. В этом десятилетии, как и в следующем, ни до, ни после программы «Время» бабские затычки по всесоюзному телевизору еще не рекламируют. Они вместе с презервативами пока еще не лежат на прилавках всех ларьков и продуктовых магазинов. И тема критических дней, тоже пока еще под семью печатями у прогрессивной советской общественности. Настолько, что будто бы их вовсе нет в природе. Бабы в стране есть, а месячных, сука, нет. Такая вот досадная задержка на два десятилетия, мать твою за ногу!
Неконструктивная и мгновенная реакция младшего лейтенанта эти мои опасения подтвердила в полной мере. Я за несколько секунд и на все четыреста процентов убедился, что мадемуазель Галя не была готова обсуждать со мной свой женский календарь. Да, что там! Она категорически и очень агрессивно не была готова этого делать! Слова «сволочь, дурак и извращенец» среди прочих прозвучавших комплиментов, оскорбительными можно было не считать.
Надо было как можно быстрее каяться и просить прощения. Хотя бы потому, что нас на самом деле ждал генерал Данков. Детских оправданий, что с выполнением боевого задания мы опоздали из-за мамлеевских менстров, он точно не примет. Пришлось еще немного подождать, пока инспектриса Халя до конца расскажет мне про меня, все, что она знает. И, что не знает точно, но думает.
— Галя! — склонив голову, начал я после того, как она умолкла, — Уважаемая Галина Эдуардовна! Ну извини ты меня, пожалуйста! Чем я могу загладить свою невольную юношескую бестактность? Ты только скажи!
Почти с самого начала я понимал, что эта барышня была послана со мной, в том числе и для того, чтобы установить со мной устойчивый неформальный контакт. И потому я нисколько не сомневался, что мы с ней подружимся. Иначе на хрена со мной отправили не двух хмурых мужиков, а эту жопастую свиристелку с бездонно-синими глазами⁈
— Ну хочешь, я тебя приглашу в любое из мест этого города, где концентрируются антиобщественные элементы и скупщики краденного? — ласково взял я за руку сурового и неподкупного инспектора ИЛС.
Галина Эдуардовна, всё еще продолжая на меня сердиться, свою наманикюренную лапку из моей руки, тем не менее, не вырвала. Наступив на свои принципы, она приняла мою подачу.
— А на какие это шиши лейтенант из райотдела в ресторан собрался? — ожидаемо не стала дальше кобениться выпустившая пар строптивица, — Да еще с приличной дамой?
Всезнающая барышня из «гестапо» купилась на не шибко мудрёную провокацию.
Эвон, как! Это с какой такой радости она изучает оперские методички? У них в Инспекции совсем другой профиль и терминология, соответственно, там тоже иная. Ну да ладно, об этом мы потом на досуге думать будем. А пока надо спешить на ковёр к генералу Данкову.
— Ну что, какое заведение тебе больше нравится в наших палестинах? — спускаясь по лестнице, задал я вопрос девушке в зелёной форме.
В ответ она неопределённо пожала плечами. Но не нагрубила и высокомерным отказом на моё приглашение не ответила. Значит, верной дорогой мы идём, товарищи!
Я примерно понимал, о чем она сейчас думает. Контакт у нас с ней состоялся и я за ней волочусь. Это всё так. Но случилось всё совсем не в той транскрипции, как у них было запланировано с хитромудрым Виктором Сергеевичем. Галя еще толком ничего не понимает, да и никогда не поймёт механизма произошедших сегодня событий. Но девочка она очень неглупая и оттого сейчас мучительно мается в своём неведении. Тревожит её непонимание текущих процессов. Она чувствует, что это я ею играю, а не она вертит мной. И потому не знает, как она будет докладывать о только что реализованном мероприятии своему шефу. Успешно реализованным, надо сказать. Хочется верить, что в частности и детали углубляться она не будет. А просто доложит о своём успехе в решении поставленной перед ней задачи. Им ведь надо просчитать и понять меня. Её же для того ко мне в такой спешке и подвели. Нет, далеко не все дураки те, кто генеральские зигзаги на погонах носит. Данков, уж точно не дурак.
В машине мы снова всю дорогу промолчали. Галя на этот раз устроилась впереди и о чем-то сосредоточенно думала.
В приёмной, когда мы вошли, кроме Дергачева присутствовали двое товарищей в тёмных мундирах прокурорских работников. Советник и младший советник юстиции. Майор и подполковник, это, если по-человечески.
— Подождите пока! — не пустил нас с Галиной Эдуардовной к Данкову адъютант, — Товарищ генерал занят! Там майор Бондаренко, — тихо пояснил он инспектрисе и, встав, направился в высочайший кабинет с докладом. Надо полагать, о нашем прибытии.
Я тем временем подошел к Василию Петровичу и сел рядом с ним.
— Привёз? — тихо поинтересовался он, кивая на картонную папку в моей руке.
— Так точно, товарищ подполковник, привёз! — тоже негромко, но бодро ответил я ему. — Имей в виду, эти сюда по твою душу явились! — стараясь не привлекать внимания, указал он взглядом на прокурорских товарищей.
— Да бог с ними! — тоже едва слышно и легкомысленно ответил я шефу, — Вы лучше скажите, с генералом вы нормально пообщались, когда я уехал? — рискнул я задать ни разу не лейтенантский вопрос подполковнику. В своей фамильярности