Она опускает взгляд на свои ладони, поднимает на меня, и деловой разговор окончен. Просто два человека сидят в легкой утренней тишине у окна маленькой белой кухни, а за окном пробивается сквозь низкую мглу солнце. У меня из окна очень приличный вид, особенно для первого взгляда с утра: несколько зимних сосен, поля за ними, олений след на снегу.
– Вы когда-нибудь станете прекрасным детективом, констебль Макконнелл.
– Я знаю, – она сверкает улыбкой и допивает кофе. – Обязательно стану.
* * *На осветившемся экране телефона меня встречает знакомая фотография Кайла Литтлджона, племянника Питера Зелла. Мальчик, растопырив локти, надвигает на лицо гигантскую хоккейную маску.
«Малыш, должно быть, в восторге», – думаю я и закрываю глаза при этой мысли, быстро смаргиваю ее. Занимайся делом. Не отвлекайся.
Первое, что я отмечаю: за три месяца истории «недавних звонков» на номер, помеченный как «София Литтлджон», сделано всего два. Один – в прошлое воскресенье, 9:45. Продолжительность разговора двенадцать секунд, в самый раз, чтобы выслушать ответ голосовой почты. Или чтобы она услышала, узнала голос и дала отбой. Второй, полуминутный, разговор состоялся в день его смерти, в понедельник, в 11:30 утра.
Я достаю тетрадку, записываю факты и соображения. Тихо шуршит по бумаге карандаш, за спиной булькает новая порция кофе.
Второй факт: за те же три месяца состоялось семь разговоров с абонентом, помеченным как «Дж Т Т». Обычно по вечерам понедельника, возможно, договаривались сходить вместе на «Далекий белый блеск». Последний входящий звонок случился в прошлый понедельник, в 1:15 и длился минуту сорок секунд.
Любопытно, любопытно. Очень любопытно. Еще раз спасибо, констебль Макконнелл.
От третьего факта сердце у меня колотится так, что я замираю с телефоном в руке и не слышу возмущенного писка кофеварки. Уставился на экран, а в голове буря и цунами. Потому что в десять вечера накануне своей смерти Питер Зелл двадцать две секунды говорил по безымянному номеру. И сорок пять секунд ровно в десять часов сутками раньше.
Я прокручиваю список, пальцы мои все быстрее пляшут по экрану. Каждый вечер в десять часов, один и тот же номер. Исходящий звонок. Разговор не больше минуты. Каждый вечер.
Телефон Питера Зелла ловит сеть у меня из дома так же, как мой: на индикаторе всего два деления. Я набираю таинственный номер, и после двух гудков абонент отвечает:
– Алло?
Голос на том конце как сквозь туман, глухой и растерянный. Вполне понятно. Не каждый день вам звонят с мобильного покойника.
Но я сразу узнаю ее.
– Мисс Эддс? Это детектив Генри Пэлас из полиции Конкорда. Боюсь, что нам придется еще раз побеседовать.
* * *Она приходит раньше времени, но я – еще раньше, и мисс Эддс, увидев, что я жду, направляется прямо ко мне. Я привстаю – призрачное эхо отцовской вежливости, – а она забирается за столик с другой стороны. Она еще не уселась, а я уже сообщаю, что благодарен за встречу и ожидаю подробного рассказа о ее знакомстве с Питером Зеллом и обстоятельствах его смерти.
– Господи, детектив, – мягко восхищается она, раскрывая толстое глянцевое меню, – вы зря времени не теряете!
– Не теряю, мэм.
И еще раз произношу перед ней крутую уверенную речь. Мол, выкладывай все, что тебе известно. Она лгала мне, умалчивала, и теперь я даю понять, что больше такого не потерплю. Наоми Эддс разглядывает меня, вздернув брови. На губах темно-красная помада, глаза большие и темные. И белая дуга скальпа.
– А если нет? – спрашивает она, невозмутимо листая меню. – В смысле, если я не стану рассказывать все?
– Дело в том, что вы – свидетель, мисс Эддс. Учитывая ту информацию, которой я теперь располагаю, ваш номер в телефонном списке потерпевшего…
Я с утра отрепетировал речь, повторил несколько раз, хоть и надеялся, что до нее не дойдет. Увы! Но надо было еще потренироваться. Подобная крутость куда легче дается, когда имеешь дело с Виктором Франсом.
– И учитывая, что при нашей прошлой беседе вы предпочли об этом промолчать…
Фактически, я имею основания для задержания.
– Моего задержания?
– Я могу вас арестовать. По закону штата. И по федеральному тоже. Пересмотренный уголовный кодекс Нью-Гэмпшира, раздел… – я выдергиваю из сахарницы пакетик с песком. – Запамятовал номер раздела.
– Хорошо, я поняла, – серьезно кивает она и улыбается, а я перевожу дыхание, но она, оказывается, не закончила. – И надолго задержать?
– До… – Я опускаю глаза, отвожу взгляд. Сообщаю дурное известие пакетику с сахаром: – До самого конца.
– Иными словами, если я сию же секунду не запою, – подытоживает она, – вы бросите меня в мрачную темницу и оставите там, пока Майя не покроет мир мраком. Так, детектив Пэлас?
Я молча киваю. Поднимаю взгляд и обнаруживаю, что она все еще улыбается.
– Так вот, детектив, я не верю, что вы это сделаете.
– Почему?
– Потому что считаю, что вы на меня чуточку запали.
Не знаю, что на это сказать, право не знаю, но руки мои сами собой отрывают кончик пакетика. Подходит Руфь-Энн, наливает мне кофе, принимает у мисс Эддс заказ на чай со льдом и без сахара. Поморщившись при виде крупинок, просыпавшихся на стол, Руфь-Энн возвращается на кухню.
– Мисс Эддс, утром в понедельник вы сказали, что не были близки с Питером Зеллом. Оказалось, что это неправда.
Она поджимает губы, выдыхает.
– Не начать ли нам с другого? – предлагает она. – Вам не интересно, почему я лысая?
– Нет. – Перевернув страницу тетради, я зачитываю: – «Детектив Пэлас: Вы исполнительный ассистент мистер Гомпера? Мисс Эддс: Прошу вас, просто секретарь».
– Вы все записали? – Она разворачивает столовый прибор, играет вилкой.
– «Детектив Пэлас: вы хорошо знали потерпевшего? Мисс Эддс: Если совсем честно, я сомневаюсь, что заметила бы его отсутствие. Говорю же, мы не были близко знакомы».
Я отодвигаю тетрадь и наклоняюсь к ней через стол. Бережно, по-отечески, забираю из рук вилку.
– Мисс Эддс, если вы не были близко знакомы, почему он каждый вечер звонил вам?
Она забирает вилку обратно:
– Так и не хотите спросить, почему я лысая? Вы не подумали, что у меня рак?
– Нет, мэм. – Я поглаживаю усики. – Учитывая длину и изгиб ваших ресниц, я счел, что у вас были длинные густые волосы. И подумал, что перед концом света вы решили не тратить времени на возню с ними. Укладывать, расчесывать – не размениваться на женскую чепуху.
Она, глядя на меня, проводит ладонью по макушке.
– Очень умно, детектив Пэлас.
– Спасибо, – киваю я. – Расскажите о Питере Зелле.
– Давайте сперва сделаем заказ.