Плохое. Устойчивый к лекарствам туберкулез. Зона Южного Централа.
— Почему же так получается?
— Мутагенные патогены, такие как вирусы и бактерии, опережают нас. Вирулентные, не поддающиеся лечению бактериальные агенты стали для нас проблемой еще в конце прошлого века, а некоторые новые разновидности вирусов не имеют аналогов в истории человечества.
— В чем же различие между бактериями и вирусами?
— Вирусы мельче и проще, их дьявольски трудно идентифицировать и побороть. Они могут быть как болезнетворными, так и сравнительно безобидными.
— Значит, теперь вас одолевают новые вирусы? Он затягивается сигаретой.
— Да, налицо новые вирусные культуры пандемического характера. Вы, наверное, помните — одной из первых за последние пятьдесят лет стала пандемия активного вируса. Потом появились его новые разновидности, как родственные ему, так и нет. Но большинство этих разновидностей, как и все вирусы, фактически новыми не являются.
— Я этого не знала.
— Этого многие не знают. Большинство человеческих вирусных инфекций возникает из-за того, что зоонотические вирусы, уже существующие на некоторых видах, перебираются на нового носителя. Сравнительно безобидный собачий вирус, например, может стать чрезвычайно вирулентным в новой среде, на новом носителе. Почти все недавние вирусные инфекции можно проследить до первоначальных агентов, существовавших на животных или растениях. Эпидемиям обычно предшествует какая-то значительная перемена в окружающей среде — так, вспышка бразильского хаантавируса явилась прямым результатом вырубки огромных участков амазонского дождевого леса. Носители, обитавшие в тамошней флоре и фауне, мигрировали и вступили в контакт с людьми. Вирус перескочил на человека, вызвав краткую, но опустошительную пандемию 2025 года.
— Какой же из всего этого следует вывод?
— Такой, что новых вирусов, как таковых, нет. Тем не менее медицина выделила множество мнимо новых, не имеющих зоонотических предшественников вирусных культур за последние двадцать лет. И большинство из них чрезвычайно вирулентны.
— Почему бы просто не разработать новые лекарства?
— Вся фармацевтическая промышленность именно этим и занимается. Но создание новых лекарств — это долгий процесс, поскольку генетический код нового вируса разгадать непросто. Не забывайте — благодаря Кодексу 2015 года мы все еще пользуемся методами тридцатипятилетней давности. В довершение всех зол, многие из «новых» вирусов оказываются ретровирусами. Их генетический двигатель — это РНК, поэтому для ее создания они используют ДНК живых клеток. РНК недостает множества защитных функций, присущих ДНК, поэтому такие вирусы имеют тенденцию к гипермутации. Иначе говоря, они мутируют очень быстро из-за транскрипционных ошибок при образовании вирусной РНК. Когда такой новый вирус заражает носителя, мы не можем опознать ни единого генома. Вирусы предстают как рои аллелей с большими расхождениями в генетическом коде. Нужно выявить большой диапазон подобных агентов, чтобы определить, что в их генетической структуре делает их вирулентными. И лишь затем приступить к созданию лекарства, блокирующего эту вирулентность.
— Какова позиция «Целлюдина» в этом вопросе? Слабая улыбка.
— Создание микрокапсул, осуществляющих сложнейшие генетические алгоритмы. Способных распознавать любые вторжения в клетку и действовать соответственно. Существующие микрокапсулы справляются с целым рядом физиологических проблем, но проблемы множатся с каждым днем. Вы вряд ли умрете от рака или от сердечного приступа, но можете умереть от пандемического вируса.
— Минуточку. Ведь проводить такие эксперименты очень рискованно?
— Разумеется, если экспериментировать на человеке. Я забыл упомянуть, что мы все опыты проводим на искинах. Около пятнадцати процентов от их общей массы составляет живая ткань. И эта живая ткань должна быть качественнее всех прочих компонентов, поскольку стоит она дорого. То, что мы воспроизводим, используется для искинов и только для искинов.
— У вас бизнес широкого профиля.
— Да, но мы не перестаем искать священный Грааль. Генетически программируемые микрокапсулы для человеческого организма. Если мы хотя бы близко подойдем к результатам, которых добились с искинами…
— Насколько успешно работает ваша методика?
— Черт возьми, — улыбается ван Меер, — все живые ткани наших искинов практически бессмертны. Они способны надолго пережить блок «сердце-легкие», который приходится периодически очищать.
— Но искиновский блок «сердце-легкие» рассчитан на пятьдесят лет!
— А наши искусственно поддерживаемые живые ткани способны прожить три таких срока.
Приятно сознавать, что прошлую ночь я провела с бессмертным существом.
— Что вы знаете об «Уотерс Индастриз»?
— Арнольд Уотерс паршиво играет в гольф. В остальном — почти ничего.
— А Ричард Уотерс? Легкое колебание.
— Сынок? Он довольно мил, но бесхребетен. Компания держится на старике.
— Как вы объясните то, что Рива Барнс звонила вам не меньше трех раз, причем из дома?
Короткий лающий смешок.
— Поскольку я не знаю, кто такая Рива Барнс, мне это ни о чем не говорит.
— Она секретарь Арнольда Уотерса. Точнее, была им. Она мертва.
Ван Меер пожимает плечами.
— Возможно, она договаривалась о гольфе за Арнольда. Не знаю.
Он хорошо держит лицо, но явно знает о Риве больше, чем говорит.
Но какая связь может быть между «Целлюди-ном» и Ривой Барнс? А также между Ривой Барнс,
Женевьевой Уилкерсон, Мэри Фолкоп и прочими жертвами?
Деньги. «Целлюдин». Чудеса биологии.
Что за чудодейственное средство может стоить такой вереницы трупов? Телепат-убийца. Умирающий частный детектив.
Если такое средство есть, я в нем нуждаюсь. И мистер Икс, возможно, тоже.
Диди информирует, что следующий, с кем я встречаюсь, — Джереми Бентсен. Меня это не вдохновляет, но я исправно обхожу свой сектор в надежде что-нибудь раскопать.
От «Целлюдина» до Беверли-Хиллз путь неблизкий. Я уверена, что Бентсен будет пользоваться «маской», но это меня не так уж беспокоит. Прибегну к той же технике, что и Диди в своем нулевом поиске по «Уотерс Индастриз», — буду искать пробелы, следить за мимикой, подмечать явную ложь. У Бентсена я буду искать еще и то, чего как будто не испытывает ни один из фигурантов, кроме меня, — страх. «Целлюдин».
Горничная, испанка средних лет, проводит меня в тот же дворик, где из Сьюзен Бентсен вышибли мозги. Я устраиваюсь здесь со стаканом лимонада из хрустального графина — на вкус напиток еще лучше, чем на вид — и жду.
