Ознакомительная версия.
Своему первому месту службы он был безмерно рад. 52-ая Отдельная бригада внутренних войск «обслуживала» не только всю огромную, плотнонаселенную до второго места по этому показателю в Союзе область, в главном городе которой он когда-то родился и вырос, но и с учетом командировок, большинство остальных областных центров, включая и саму столицу.
Не делая глубоких раздумий о своей безопасности а, тем более, о нравственности своих поступков, Виталий с первого дня службы начал делать то, ради чего распрощался когда-то с тремя тысячами рублей. Каждый его выход на службу приносил прибыль. Но пока только мелочь. Чай в зону и записки оттуда могли принести лишь копейки дохода. О настоящем деле, на котором можно было бы заработать настоящий капитал приходилось лишь мечтать. И то, совсем недолго…
Вызов к командиру бригады Сергиенко расценил, как попытку своего начальства направить его, молодого лейтенанта, в самый отдаленный гарнизон и тем закрыть, зияющую там, в штате личного состава дыру некомплекта.
Он ошибся.
Чистый лист бумаги и ручка на столе у подполковника не сулили ему ничего хорошего. Об этом же его опасении подтверждало, и отсутствие приглашения присесть.
– Ты можешь от всего отказываться, но, поверь, лейтенант, факты упрямая вещь. Мы не будем возбуждать против тебя дело… В первую очередь, не хочу этого я сам. Мне, как ты уже знаешь, надо поступать в этом году в академию. Вот тебе лист и ручка. Предлагаю тебе написать рапорт об увольнении… Пиши о любой причине, хоть по состоянию здоровья… Но чтобы уже завтра твоей ноги в казарме или части не было! – голос полковника был обессиленным то ли от физической усталости, то ли от внутреннего напряжения выдержать этот разговор в спокойном русле и не сорваться, набив морду этому молодому негодяю в офицерских погонах прямо сейчас, в своем кабинете на портретных глазах молодого Генсека Горбачева.
Сергиенко вначале воспринял эти слова как сами собой разумеющиеся. Он сам прекрасно понимал, что возражать на все услышанное из уст своего командира, хоть смысл сказанного комбригом для постороннего ничего конкретного и не означал, ему не стоит.
Честно признаться, он давно ждал такого конца. Особенно после того, как был арестован рядовой, выносивший по его приказу из Киевского следственного изолятора очередную, но несравненно выше оплаченную всех остальных вместе взятых, маляву. Что там в ней было конкретного, он, кстати, и не догадывался. Какой-то зек подробно рассказывал своему знакомому или родственнику о проделках какого-то Бориса «в больших погонах» на ниве скупки недвижимости. Это было обыкновенное послание с мольбами о помощи обреченного на долгую неволю, какие проходили через его руки из зоны на свободу десятками. Может, о помощи и преступным способом. Каким именно, он не помнил и его это нисколько не волновало…
Виталий молча и без так и не прозвучавшего приглашения присел к столу и очень быстро, на одном дыхании, написал рапорт, с требуемым сложившимися обстоятельствами смыслом.
Только уже значительно позже, выйдя из кабинета Сергиенко испытал нервный срыв. Внешне все это выглядело как приступ головной боли и озноба. Для постороннего могло показаться, что у этого сильного и красивого молодого человека разыгрался приступ мигрени. Виталия корчило. Он стискивал голову обеими руками и наклонялся до самого пола. Вскакивал с места и громко бился головой о стену. В совершеннейшей тишине! Лишь однажды из его горла вырвалось что-то наподобие звериного рыка…
Оставшись наедине в своей комнате офицерского общежития, Сергиенко долго и яростно рвал всю свою форму. На мелкие, какие только было возможно одними руками и зубами, кусочки. Без остатка. Обессилев, Виталий так и уснул на этой куче разноцветной ветоши.
Виталий помнил, что в областном управлении внутренних дел создается совершенно новое и со специальными функциями подразделение – прообраз будущего тюремного спецназа, основной функцией которого было подавление бунтов спецконтингента и освобождение заложников в местах лишения свободы. Эта работа была для него знакомой. Однажды, во время одной из практик на учебе в военном училище, он две недели провел в спецназе внутренних войск и видел своими глазами, что это такое на самом деле. Правда, вспоминать о тех днях ему особенно не хотелось…
Благодаря воле своего последнего командира, его послужной список так и остался чистым. Следом за ним, судя по всему, не последовало никакого компромата. Чем было еще объяснить то, что его без промедления, как специалиста по автотехнике приняли в отряд? Он был счастлив от того, что оставался близко к службе, которая могла принести изменения в его жизни. Для Сергиенко не было большой обидой даже то, что в начале он был даже простым водителем бронетранспортера.
Времена в стране были суровыми. Бандитствующий элемент поднял голову. Шел процесс перестройки общества и накопления капитала. Любые выяснения спорных вопросов почти всегда заканчивались применением огнестрельного оружия. Так же неспокойно становилось и в зонах, куда во множестве перемещались выжившие в тех разборках на свободе.
Их отряду требовалась современная экипировка: бронежилеты, каски, камуфляж, щиты, пиротехника. Средств в областном Управлении внутренних дел на это все не было. Большинство мест для отбывания наказания осужденными потеряли работу, а вместе с этим и деньги. Заработанных в колониях копеек с большой натяжкой хватало только на мизерную заработную плату личному составу. Отряд специального назначения был на правах пасынка. И поэтому приходилось выкручиваться самим. И часто, охраняя самих же бандитов…
– Есть дело! – радостно и возбужденно сообщал строю командир.
Вышагивая перед шеренгой и потрясая каким-то листом бумаги, майор Страшко рассказывал о том, что «и на их головы свалилось настоящее дело»:
– Вы только представьте! Всего за одну неделю мы сможем заработать себе все, вплоть до приборов ночного видения!
– А на камуфлированную…, – выкрикнул кто-то из строя.
– Тем более! Речь идет о том, что мы будем экипированы не хуже, чем нам показывают в своих фильмах о спецподразделениях американцы!
– А что сделать надо?
– Отохранять один перегон импортных автомобилей. Всего-навсего… Правда, издалека. Поэтому, кто у нас семейный, даже и не рассчитывайте. Командировка длительная…
– А опасная? – продолжался вполне демократический, а не даже не полуармейский, расспрос.
– Совершенно нет!
– А почему они тогда к нам обратились?
– Да, перестраховываются, наверное, – неуверенно ответил майор.
Его ужимка, сопровождающая последние слова, вызвала дружный хохот у всех присутствующих.
– …А вам какая разница!? – смутившись оглушающего раската смеха, стал оправдываться Страшко. – У нас же броня! И с оружием мы ведь выдвигаемся!
– А какова сумма контракта?
Этот вопрос стал последний в ряду прозвучавших. Майор моментально изменился в лице. Весь поджался, вытянув голову в сторону вопрошающего и замерев с прижатыми к груди руками с растопыренными пальцами, отчего стал похожим на попугая на жердочке, выкрикивающего бранные слова:
– А, ты что, Петренко, только за деньгами сюда пришел на службу!? Во-о-т, ненасытный! Все ему мало! А я думаю, что ты так часто на службу выходишь… Считал, что ты такой сознательный!
– А что я один такой? – возмутился Петренко. – Все кушать хотят! А у меня еще и двое детей… Не так, как у большинства!
– Можешь дома сидеть! Сразу говорю: доплат за этот рейс никому не будет!
Все идет в Управление, которое закупит для нас все необходимое…
– Вот, я и говорю, – продолжал высказывать свое возмущение Петренко, – до каких пор будет наше Управление распоряжаться нашими деньгами!?
В строю раздался почти дружный ропот.
– …Мы своими головами, может, рискуем, а они все наживаются! Вы даже нам не можете сказать сумму контракта! Разве справедливо это!? А, ребята?
– Нет, конечно!
– Нельзя так! – прозвучало несколько голосов в поддержку правдоискателя.
– У нас же чистая коммерция! Кто заработал, у того и должны деньги оставаться! – кричали со всех сторон.
Вначале, как показалось Сергиенко, майор Страшко смутился такому обороту дела. Было мгновение, когда Виталий, даже, чуть не вызвался помочь припертому к стенке выплеснувшимся недовольством офицеру. Он-то сам все прекрасно понимал и был готов помочь, было растерявшемуся его очередному в этой жизни командиру. Но Сергиенко, в который раз ошибся. То, что он принял за растерянность, было лишь заманиванием недовольных жизнью в западню. Страшко лишь делал вид, что очень расстроен услышанным. На самом деле он выжидал, пока откроются рты всех желающих высказать свое недовольство. И ответил строю точно такими же словами, которые остались на устах у Виталия:
– Дорогие мои, вас сюда никто не звал, и если вы не понимаете того, что только мы, кому законом разрешено ношение боевого оружия, в состоянии удовлетворить требования коммерсантов, можете быть свободными! Вам деньги, и не малые, в то время, когда большинство рабочих на заводах города вообще не получают зарплату, платить просто так никто не собирается, понятно!? Кто не хочет рисковать – пожалуйста, рапорта на увольнение завтра же мне на стол!
Ознакомительная версия.
