волосами, гладко зачесанными назад, и бледными бровями; полупрозрачное костлявое лицо, туго обтянутое розоватой блестящей кожей, выглядело так, словно он только что отошел от костра. На макушке тощего смуглого Орловского намечалась лысина, у него были цепкие, густо поросшие черным волосом пальцы и очки с перепиленными пополам стеклами.
Глаза обоих копов испускали какую-то невидимую, но почти реальную, осязаемую хрень, которая пришпиливала тебя к месту, не давала пошевелиться, проникала тебе в самое нутро и лежала там, тяжелая и тусклая, как свинец.
«Десенсибилизация оппонента посредством контролируемых движений глаз» входила в учебный план полицейской академии, но Райделл так и не научился этим фокусам – то ли способностей не хватало, то ли мало старался. Профессор Багли, заведовавший до выхода на пенсию кафедрой психологии преступности Дьюковского университета, не столько читал лекции, сколько рассказывал курсантам байки о маньяках, проходивших через его руки в Дьюке, об автоэротичных самодушителях и прочей белиберде. Кроме того, этот курс стоял в расписании очень неудачно – между «Захватом вооруженного преступника» и «Имитатором огневого контакта». Занятия по «Захвату преступника» проводили попеременно разные инструкторы, и все они, словно сговорившись, отводили Райделлу роль захватываемого преступника. Райделл не понимал, почему так получается. В результате он приходил на следующую лекцию перевозбужденный, не мог толком сосредоточиться на поучениях Багли, а уж последующая работа на ИОКе начисто выбивала из его головы даже то немногое, что успело там чудом застрять. ИОК – это нечто вроде компьютерной игры, только с использованием настоящего оружия.
Подсчитав результат, ИОК демонстрировал тебе раны – как раны противника, так и твои собственные – и просил решить, от чего загнулся проигравший – от потери крови, болевого шока или гидравлического удара. Поработав пару раз на ИОКе, некоторые курсанты начинали вздрагивать и заикаться, Райделлу же все было как с гуся вода. И не то чтобы он любил насилие или был безразличен к виду крови, просто работа на тренажере требовала скорости и внимания, не позволяла отвлекаться на посторонние мысли, а экранную кровь он воспринимал именно как экранную, ненастоящую кровь. За все про все, курсант Райделл так и не научился строить глазки противникам, или напускать на них сглаз, или как уж там эта плешь называется. Вот лейтенант Шитов – у того был явный талант, да и напарник его зыркал поверх своих перепиленных гляделок вполне убедительно. Впрочем, лейтенанту Орловскому было проще – он и так сильно смахивал на вурдалака.
Райделл с интересом изучал одежду сан-францисских копов. Под светло-бежевыми плащами – черные бронежилеты, под бронежилетами – белые рубашки и галстуки. Рубашки английские, на пуговках, а галстуки полосатые, вроде как намекающие на принадлежность к какому-нибудь там клубу. Брюки с обшлагами, ботинки из пузырчатой кожи, на толстой рифленой подошве. Такие рубашки, галстуки и ботинки не носит практически никто, разве что иммигранты, косящие под стопроцентных американцев. Однако в сочетании с броней и поношенными английскими дождевиками картина получается совсем иная. Округлая пластиковая рукоятка пистолета «хеклер и кох», выглядывающая у Шитова из-под расстегнутого жилета, смотрелась тоже весьма внушительно. Какая модель – враз и не сообразишь. Одна из этих новомодных штучек с магазином поверх ствола. Использует безгильзовые боеприпасы, смахивающие на восковые карандаши, – стрелы из твердого сплава, облепленные пластичным порохом.
– Если бы вы, Уорбэйби, рассказали нам все, что вы уже знаете, наша беседа стала бы значительно продуктивнее.
Шитов окинул взглядом крошечное кафе и вынул из кармана пачку «Мальборо».
– В этом штате курение запрещено, – со злорадным наслаждением процедила официантка, крупная баба с огромной копной черных волос.
И кто же это ходит в такие забегаловки? – подумал Райделл. Ну разве что какой несчастный, отстоявший ночную смену у станка, вымотавшийся до такого состояния, что нету уже сил поискать что-нибудь получше. А тот, кто уж совсем невезучий, может получить в дополнение к завтраку еще и эту красавицу.
Шитов пригвоздил официантку к месту десятикиловольтным полицейским взглядом, вытащил из-под бронежилета бляху на тонком нейлоновом шнурке, продемонстрировал ее и небрежно уронил себе на грудь. Судя по стуку, под белой рубашкой скрывалась еще одна, дополнительная броня.
– Вот зайдут сюда двое мормонов из дорожного патруля, – прошипела официантка, – вот им и показывай. И я посмотрю, что они тебе на это скажут.
Шитов зажал сигарету губами.
В руке Уорбэйби появился кусок золота размером с противотанковую гранату.
Над устрашающим предметом возник бледно-голубой язычок пламени.
Уорбэйби поднес пламя к сигарете полицейского.
– Зачем это вам, Уорбэйби? – спросил Шитов, разглядывая зажигалку. – Вы что, тоже курите?
– Курю все, что угодно, кроме этих китайских «Мальборо», – скорбно признался Уорбэйби. – В них же сплошная стекловата.
– С чего это? – удивился Шитов. – Американская марка, лицензионное производство.
– За последние шесть лет в нашей стране не было изготовлено ни одной легальной сигареты, – похоронным голосом сообщил Уорбэйби.
– «Маль-бо-ро». – Шитов вытащил сигарету изо рта, ткнул пальцем в буковки, напечатанные на фильтре. – Когда мы ходили в школу, «Мальборо» – это были деньги.
– Когда мы ходили в школу, даже деньги были деньгами.
Орловский расхохотался.
– Так вернемся к делу, – сказал Шитов. – Что вам известно?
– Мистер Бликс найден в гостинице мертвым. Убийство.
– Профессиональная работа, – кивнул Орловский. – Они хотят, чтобы мы приняли этническую версию.
– В точности мы этого не знаем. – Шитов внимательно смотрел на Уорбэйби.
– Да какая там нужна еще точность? – убежденно возразил Орловский. – Язык. Национальный колорит. Хотят увести нас в сторону. Чтобы мы занялись латинскими королями.
Шитов глубоко затянулся и выпустил дым в сторону официантки.
– Что вы про него знаете?
– Ганс Рутгер Бликс, сорок три года, натурализованный костариканец. – Могло показаться, что Уорбэйби стоит у свежевырытой могилы и перечисляет необыкновенные достоинства безвременно почившего друга.
– Хрень собачья, – поморщился Шитов, не выпуская сигареты изо рта.
– Уорбэйби, – терпеливо заговорил Орловский, – нам известно, что ты ввязался в дело до того, как этому засранцу перерезали глотку.
– Засранец, – укоризненно покачал головой Уорбэйби. – Человек умер, вот и все. Неужели это делает его засранцем?
– Стопроцентный засранец. – Шитов глубоко затянулся и раздавил окурок о тарелку с так и не тронутой порцией тунцовой икры. – Ты уж мне поверь.
– Тебе виднее, – вздохнул Уорбэйби. – Скажи, Аркадий, на него было досье?
– Хочешь получить досье, – равнодушно бросил Шитов, – так расскажи сперва, что ты должен был для него сделать. Мы знаем, что он с тобой говорил.
– Я в жизни не слышал его голоса.
– О’кей, – устало кивнул Шитов. – С тобой говорили интенсекьюровцы. Ты свободная пташка, работаешь по контракту.
– Сугубо.
– Что сказал этот Бликс «Интенсекьюру»?
– Он потерял некий предмет.
– Что именно?
– Нечто сугубо личного свойства.
– Люциус, – вздохнул Шитов. – Ради бога.
– Очки.
