так, как ребёнка влечёт сладость, если с малых лет подсадить на сахар, на глюкозу, как на желаемое, как остальных на факт самого перераспределения, когда можно быть и в бытности выбирать предназначение. И учёный читает, не отрывая внимания и своей сутью превращаясь в каждую строчку. И в нем растёт желание рассказать обо всем другу-чиновнику, даже несмотря на знание о том, что он будет выслушан, но не будет понят… что ему будет задано много вопросов, а ответов он сможет дать не так много, как пожелает его друг.
— …хорошая история получается. Флюид соткал всё из ничего и ничего из всего, и тем стал всевеликим. Получается, наше перераспределение сравнимо с актом создания, и в этом деле мы выступаем творцами, идущими по пути всё того же Флюида?.. Я никогда об этом не думал, считая, что совершаю выбор, а на самом деле участвую в творении, причем таком же, как в своё время совершил Флюид!..
Он подскакивает и с трудом удерживает в руках книгу, что настолько весома, насколько всевелик Флюид и им дарованная возможность…
Учёный падает на занятое им место от сожаления, что, возможно, он тот единственный, кто взял эту книгу и, возможно, единственный, кто смог не столько узнать, найти, вычитать, сколько просто принял то, о чем не думают другие ученые и чиновники, рабочие и ремесленники, буффоны и меняющие время, проведённое в любви и внимании, на блага.
Учёный упирается локтями в стол, на который положил огромную тяжёлую книгу. Он запускает пальцы в волосы, наклоняя при этом голову, будто в ожидании казни. Он сидит и думает о том, что столько слов написано ради того, чтобы скрыть смысл, который значится в самом начале. Потом начинает сомневаться и думает, что придумал все это. Встаёт из-за стола и пускается в кругосветное путешествие вокруг все той же книги, чтобы вернуться на прежнее место, открыть последнюю страницу и, миновав десятки тысяч подобных, прочесть: «Нет в помыслах истины. Нет правды в вине. Есть только мысль, мгновение. Для вечности в…»
— Что?! Где последние слова?! Почему это предложение не дописано?!
Учёный вскакивает с места, опирается ладонями о полированную поверхность и с ненавистью смотрит на последнюю страницу, которая должна была внести ясность, но лишь запутала ещё больше, сделав равновозможными тысячи, миллионы вариантов в сокрытых, в намеренно не дописанных словах.
— Это точно какая-то шутка! Неуместная, несмешная, намеренно допущенная издателем!
Мужчина закрывает книгу, чтобы открыть первую страницу и посмотреть на клеймо издательского дома и видит там крайне странную эмблему, которую никогда раньше не видел. Это заставляет его остыть и присесть. Это заставляет его задуматься и попытаться вспомнить, где бы он мог видеть если не это, то подобное изображение.
— Нет… ничего подобного не видел. Не помню. Не знаю… может быть, хоть имя автора мне скажет о чем-нибудь?!
Учёный ищет ту строчку, на которой сможет найти имя, но его нет. Это заставляет его напрячь лоб, сощуриться и с подозрением посмотреть на эту книгу… словно она — подделка.
— Да разве ж такое можно подделать?! Нет, такое подделать нельзя. Может быть, это какое-то специальное издание… в смысле, издательский дом, о котором только чиновники и знают? Хм… похоже на правду… эх! Задать бы соответствующий вопрос моему другу, но если мы и встретимся, то на самом перераспределении, а там, скорее всего, будет некогда… да и незачем, потому что после перераспределения все потеряет смысл.
Учёный ещё несколько секунд внимательно осматривает эмблему, после чего не выдерживает и отправляется к столу с чистыми листами, чернилами и перьями. Он понимает, что не сможет спокойно принять судьбу в том случае, если не узнает, что это за издательство, которое так жестоко подшутило над ним.
Со специального стола он берет все для письма и возвращается туда, где оставил многотысячный, десятитысячный талмуд, посвящённый всевеликому Флюиду. Он садится и начинает аккуратно выводить тот символ, который увидел на первой странице и который должен быть клеймом, эмблемой издательского дома. Потом учёный смотрит на проделанную работу. Сжав губы, с удовлетворением кивает. Спустя несколько секунд хмурится, стягивая брови к переносице. После этого невидимая рука подталкивает его вперёд… то есть переписать то, что он прочёл в самом начале и в самом конце.
— Надо бы поинтересоваться у моего друга, что он думает об этом… конечно же, если мы встретимся. Если же нет, то буду считать это такими же проделками судьбы, как и эту книгу, что попала в мои руки. Что, к счастью или к сожалению, попала в мои руки именно сегодня и, с одной стороны, дала ответ на главный вопрос, а с другой стороны — загнала меня в такой тупик, из которого надо умудриться найти выход!
Учёный поднимается с места и ещё раз смотрит на лист бумаги. Удовлетворенно кивает, поняв, что этого достаточно, чтобы заплатить собственным временем, которого осталось не так много и которое необходимо использовать как некий редкий, близкий к истощению ресурс, который другие используют не только бездумно, но ещё и бесцельно, и не только сейчас, проводя последние часы во сне, но после перераспределения до нового перераспределения, проживая часы, месяцы и годы так, словно находятся во сне. Учёный складывает лист в семь раз, потому что сложить восьмой раз невозможно, и убирает в небольшую сумку, где у него припасена порция зелья, отличного от того, которое он давал своему другу и которое выпил сам. Он берет книгу и убирает на полку. Это даётся ему с большим трудом из-за тяжести истории всевеликого Флюида, что раскинулась вширь подобно тому, как это сделал всеобъемлющий и великий, недостижимый и прекрасный небесный океан. Спустя несколько минут усиленных трудов он делает ещё круг по библиотеке в поисках ещё какой-нибудь подсказки или трактата об издательских домах, но ничего не находит.
— Что ж, остается уповать на удачу встречи с чиновником и на то, что он знает этот знак, этот символ, что аккуратно нарисован на самой первой странице истории всевеликого Флюида.
С этими мыслями он покидает хранилище знаний и направляется дальше, на поиски ответа на свой вопрос. Он до тремора, до безумия хочет докопаться до истины, даже несмотря на то, что в истине нет никакого смысла. Одновременно с этим он начинает ругать себя за то, что не начал копать, смотреть, интересоваться, задавать вопросы и изучать раньше, когда знаниями можно было бы воспользоваться!..
Пять часов после полуночи. Путь к башне звездочета. До перераспределения осталось
