Прибыв на крохотный, но ухоженный вокзальчик районного центра, товарищи почти сразу натолкнулись на немолодого, одинокого мужчину, припарковавшего старенькую «шестёрку» у самого перрона и выглядывающего кого-то из дальних вагонов.
«Родню встречает», — подумал Сергей и не ошибся. Вдоль пригородного поезда, обвешанная баулами, пакетами и сумками, шла тучная женщина весьма преклонных лет. Неторопливо так шла, основательно, с косолапинкой переставляя полные ноги да подслеповато щурясь в свете дежурных ламп.
Заметив мужчину, она сбавила темп, закряхтела, опустила часть своей объёмной поклажи на бетон посадочной платформы и трагично упёрлась ладонями в поясницу, изо всех сил стараясь выглядеть полумёртвой от усталости.
Водитель боевой классики даже не сдвинулся, чтобы ей помочь. Как стоял, привалившись задом к капоту — так и не шелохнулся, гипнотизируя перила ступенек.
В том, что он знаком с женщиной, сомнений не возникало — из электропоезда, кроме инспекторов с пенсионеркой, никто не вышел.
Антон на происходящее смотрел с интересом и... пониманием. Сергей чувствовал себя неловко. Старый человек тащит поклажу, а этот гражданин в упор ничего не видит.
— Тёща? — негромко, словно самому себе, проговорил Швец, останавливаясь неподалёку от мужчины.
— Она, — зло выдохнул тот, кривясь. — Не сидится же ей дома, собаке дикой. Гостить припёрлась. На ночь глядя. И шмотья на год вперёд набрала.
Женщина, устав ждать внимания к своей персоне, недовольно прогудела надтреснутым, низким голосом:
— Никола-ай! Николай!
Водитель скривился ещё сильнее, но отозвался:
— Тут я!
— Помоги!
— У меня спина!
Поединок вредности разворачивался с заранее известным проигравшим.
— Возьми вещи! Мне тяжело!
— Ага, а до этого пёрла, как самосвал на четвёртой передаче, — шёпотом выдохнул мужчина, приправив сказанное порцией отборного мата. Однако пошёл, признавая победу родственницы и подчиняясь судьбе.
Ехидный Антон не упустил случая постебаться:
— Вот так и сдаются самые прочные твердыни.
Сергей же, сочувствуя Николаю, пошёл вместе с ним, предлагая себя в качестве добровольного помощника. Естественно, с умыслом.
— До Игнатовки далеко?
— Километров двадцать. Может, больше.
— А первый автобус когда?
— Утром.
— Такси у вас где стоят?
— Подброшу, — мрачно отмахнулся водитель. — Я мимо поеду. С дороги до деревни пешком дойдёте. Там километра полтора.
Приободрившись, инспектор похватал тюки и баулы приехавшей погостить, охнув от их суммарного веса и жутко мечтая выяснить, не кирпичи ли везёт пожилая дама.
Антон хихикал.
Когда добрались до «шестёрки», то выяснилось, что старушечья поклажа не помещается в багажник, поэтому часть вещей пришлось расположить на заднем сиденье машины. Иванов со Швецом еле влезли, с трудом захлопнув за собой дверь.
Женщина же разместилась спереди, устроив на коленях огромную, вытянутую сумку, мешавшую Николаю переключать скорости. Неудобство зятя её нисколько не смущало, и вообще, она считала себя если не капитаном этого корабля, то штурманом — точно.
— Медленнее!.. Яма!.. Не гони!.. Ой, я в вагоне бутылку с водой забыла... — далее следовало копание в сумке, толчки водителя локтями, довольное, — Вот она... Да что же ты делаешь?! Скоро же поворот!..
Осчастливленный визитом родственницы мужчина молчал, а если и отвечал, то тёща его почти не слышала. Или не слушала, что инспекторы тоже вполне допускали. Зато, как все пожилые и тугоухие люди, сама говорила зычно, перекрывая звуки старенького автомобиля.
Не стеснялась она обсуждать и Сергея с Антоном.
— Кого это ты подобрал? Твои знакомые? Из города? Или совсем из ума выжил, пуская в машину кого ни попадя! Пырнут ножом в спину, тебя, дурака. Попомнишь!
Ответом ей был зубовный мужской скрежет.
От таких семейных взаимоотношений Иванов, горячась, неоднократно хотел покинуть «шестёрку», однако напарник его удерживал:
— Терпи. Немного осталось.
Водитель сопел, виновато посматривая в зеркало заднего вида.
Обещанные двадцать километров растягивались в долгий-долгий путь...
***
У информационного знака «Игнатовка» с указывающей направление стрелочкой Николай остановился, высадил пассажиров, и даже вышел попрощаться.
— Бывайте. Вам туда, — взмах руки указал в темноту за знак. — Я дальше. В Рахматово. Оно тут рядом, по прямой — час ходу скорым шагом. Мы молодыми постоянно друг к другу бегали... — накрыла его ностальгия по давно минувшим дням. — Близко.
— Спасибо, — Сергей протянул деньги. — Возьми. За проезд.
— Убери, — строго отказался мужчина, чем заработал порцию возмущённого бубнёжа из приоткрытого окна. — Я же от чистого сердца.
Странноватый Николай не знал, что этим поступком он ломает представления насквозь городского Иванова о деревенских жителях. Инспектор зашоренно верил, что каждый из них по-своему скуп, жаден, обожает хитрить даже там, где это бессмысленно, а уж при слове «деньги» вообще теряет самообладание.
Нимало этому убеждению способствовали продуктовые ряды городского рынка, куда домовитая кицунэ обожала захаживать за экологически чистыми овощами, прихватывая его в качестве носильщика. Как Машка определяла их качество, парень не представлял, но ей верил.
Домовая же безошибочно находила тех, кто выращивал самостоятельно и не зарабатывал на перепродаже. Долго с ними торговалась, перевешивала, спорила, пересчитывала сдачу, частенько отдаваемую с огромным нежеланием.
Для человека, привыкшего к спокойствию супермаркетов, зрелище торга выглядело диковато.
Н-да... Так и появляются стереотипы. Хотя жлобья и среди городских хватает, но они... привычнее.
Однако отплатить невезучему Николаю всё же хотелось. Не деньгами, так хоть добром.
— Могу сделать так, что твоя тёща угомонится. Ненадолго, зато доедешь по-человечески.
— Как? Она и чертей в Аду достанет.
— Погоди.
Улыбаясь, Иванов без предупреждения сунул руку в открытое окно, приложив ко лбу женщины ладонь с активированной Печатью. Представил лето, ароматы луга, пение птиц, и исторг из себя немного Силы. Проверенный трюк. Всех успокаивает.
Вслух же, чтобы хоть как-то объяснить свой поступок, он произнёс, ласково глядя женщине в глаза:
— Вы приболели. Вам бы отдохнуть.
В ответ та лишь блаженно улыбнулась, кивая. По помутневшему взгляду стало понятно — скандальной особе хорошо, на неё накатили приятные воспоминания, подстёгнутые простеньким фокусом с энергией Жизни.
Она зятю даже не рыкнула, а цивилизованно попросила:
— Коля, поехали.
Пресекая перечень вопросов, абсолютно нормальной для такой ситуации, Швец сказал на ухо водителю:
— Он экстрасенс. Как Кашпировский.
— А-а-а... — уважительно протянул Николай, из памяти которого ещё не выветрился набыченный взгляд телевизионного целителя из девяностых.
Пугаясь, что доброе настроение у тёщеньки может закончиться, мужчина наскоро пожал руки напарникам и бегом прыгнул за руль, на прощанье пару раз моргнув аварийкой.
Проводив «шестёрку» взглядом, Серёга извлёк из прихваченного рюкзачка фонарь, посмотрел на экран смартфона.
— Половина первого. Самое время на кладбище топать... Тоха! Будь другом, пробегись по окрестностям, посмотри, где оно?
Удивлённый такой прытью Швец почесал шевелюру, после с сомнением покосился на друга.
— Ночью? На кладбище?
— Ты чего? — в свою очередь изумился Иванов. — Мертвяков боишься? Или привидений?
— Да ну на... — опешил от такого издевательства напарник. — Там же темно! Ляпнешься в свежевырытую могилу — доставай тебя потом.
— Затем и фонарь взял. Не переживай, не упаду. А вот посмотреть, кто тут под Луной шляется — первое дело.
Обиженный до глубины души, Антон растворился в темноте, из вредности заугукав, подражая филину.
— На дятла похоже, — насмешливо донеслось ему вслед.
— Сам дурак, — только и смог процедить призрачный инспектор, сворачивая с дороги и приступая к служебным обязанностям. — Попросишь ты у меня...
