час настанет,
То путь пройдёт меж них в последний раз:
Они махнут зелёными ветвями,
Как помнят всех, так будут помнить нас.
Теверовская Е.Г.
Среда, 4 дня до…Утро
Быть может, когда-то давным-давно этот квартал был комфортным и уютным для проживания. Широкая проезжая часть для автомобилей в четыре полосы ограничивалась по бокам высоко поднятыми тротуарами, защищёнными не только окаймлявшими их бордюрами, но и вереницей невысоких металлических столбиков. Многие из них уже изрисовали и погнули. Встречались даже и вырванные из своих посадочных мест и теперь валявшиеся вплотную к фундаменту очередного дома или прямо у того же бордюра.
По обе стороны сплошной стеной высились в едином стиле многоэтажные дома, издавна прозванные «человеческими муравейниками». Им насчитывалось всего от пяти до десяти лет, но выглядели они прискорбно: некогда мягкая розовая краска покрылась слоем пыли и грязи от дороги, а в некоторых местах уже успела облупиться и потрескаться; стены – особенно в нижней своей части – были разукрашены безвкусными граффити с непонятными картинками и совершенно нечитаемыми надписями; окна на первых этажах практически все забили фанерными или железными листами, а поверх наставили решёток, некоторые из которых срезаны. Какие-то участки фасадов сверху были хаотично накрыты, словно заплатками, растянутыми экранами, такими же пыльными и грязными, как сам фасад дома, с вереницами выбитых пикселей – будто прогалинами, за которые постоянно цеплялся глаз. На экранах транслировалась беспрерывно мелькавшая безвкусная реклама с низким разрешением, из-за чего не всегда было возможно даже угадать логотип рекламируемого бренда. Я старался особо не засматриваться на них – получить как минимум головокружение и боль в висках, а как максимум приступ пусть и никогда не имеющейся у меня эпилепсии мне особо не хотелось. Конечно, эти высотки в двадцать, максимум тридцать этажей никогда не отличались каким-либо изяществом, внешней красотой или хотя бы уютом. Даже в лучшие времена для них и людей, здесь проживавших и живущих. И всё же окончательно снёсший в последние полвека все остальные архитектурные стили так называемый конструктивизм представлялся здесь во всей своей отсутствующей красе.
Эти кварталы застраивали, стараясь обеспечить стремительно растущее в те годы количество людей жильём, – и всё же перестарались. Бэби-бум в какой-то момент наконец начал сходить на нет, но дома были уже либо сданы, либо готовились к сдаче в ближайшие на тот момент месяцы. К слову, одна так и не законченная высотка пряталась где-то в глубине дворов, известная как рассадник различных притонов, запрещённых ныне борделей и пристанище бездомных. А также бесконечными новостями о том, что она вот-вот рухнет, а потому её периодически собирались сносить, афишируя это как можно громче в очередном выпуске новостей и колонках в газетах. И так уже на протяжении последних трёх-четырёх лет.
Всюду царили серость, грязь и разбросанный мусор. Кислая смесь застоявшегося пота, запаха мочи от разводов на стенах, перегноя и блевотины слипалась в единый ком, который пробивался под затемнённое противоударное и пуленепробиваемое забрало шлема, оседая где-то в самой глубине носовых пазух и заставлял желудок сжиматься в спазме. До безумия хотелось сорвать с себя шлем, заткнуть плотно, обеими руками, ноздри и помчаться со всех ног туда, где есть возможность вдохнуть свежий чистый воздух. Воздух, который я помнил лишь из почти уже призрачных воспоминаний детства. Настолько далёких и казавшихся совершенно невозможными, что иногда мне думалось: я их сам себе и навоображал. Тогда у меня ещё были родители и вся жизнь казалась наполненной добром и чудесами. Тогда у меня ещё была возможность выбора, кем мне быть. И кем мне стать. Инстинктивно я потянулся рукой к лицу, но тут же одёрнулся. Ни в коем случае нельзя сбить забрало – камеры повсюду. Моей ошибкой было не надеть утром под шлем балаклаву. Отметка термометра на пятнадцати градусах тепла меня сбила – ведь уже в полдень поднялся ледяной промозглый ветер. Хорошо ещё, что вентиляция и терморегуляция защитного костюма работала вроде как пока что исправно, да и повербанк я зарядить не забыл. Я содрогнулся от воспоминаний о прошедшем лете, когда целую неделю был вынужден проходить в страшную жару с неисправной вентиляцией, изливаясь потом и чувствуя, что вот-вот то ли сердце, то ли лёгкие не выдержат и просто-напросто разорвутся от перенапряжения или, наоборот, ссохнутся. И всё же, несмотря на систему вентиляции, меня не покидало чувство, что я уже весь пропитан этим зловонием. Точно так же, как и этот проклятый город со столь притягательным названием Новоградск. Да и вся Земля.
Калининская улица. Одно из самых худших мест для патрулирования… Никогда не знаешь, что произойдёт в следующую секунду. Слоняющиеся у самых домов группки людей, странно и совершенно разношёрстно одетые, могли оказаться как безобидными безработными, убивающими своё время, так и на голову отмороженными подростками, ищущими себе славу и авторитет у таких же, как они, или даже более отмороженных. Напасть, а ещё лучше убить полицейского – для них это самое настоящее достижение, несущее за собой славу и почёт. Почему мне достался именно этот квадрат сегодня утром… Конечно, это не самая дальняя от центра улица, но уже самый её последний квартал. Он плавно перетекает в спальные районы, буквально утыканные сплошными многоэтажками, окна которых смотрят если не друг на друга, то в серые заборы ограждений или даже всегда переполненные мусорки. Те же «человеческие муравейники», только больше, выше… тошнотворнее. Безумно интересно смотреть старые фильмы, в которых меж домов располагались площадки, детские дворики, даже скверики или хотя бы парочка лавочек с деревьями по бокам. Теперь же, если ты хочешь погонять мяч или даже просто погреться на солнышке в тишине и покое – плати деньги, и тебя без проблем пустят на одну из площадок на крышах, имитирующих то, что было раньше. А-ля фитнес-центры с век назад. Только много и много дороже. Годовой абонемент на самую простую крышу, оборудованную лишь небольшим парком или чередой спортплощадок, стоит как пара моих зарплат. А полицейским платят неплохо, надо признать. Особенно в сравнении с зарплатами в других областях и специальностях, и тем более – если вспомнить, что лишь по официальной статистике десять процентов населения вообще безработны. Я бы ставил на как минимум двадцать в реальности.
Тяжёлые капли начинавшегося дождя с гулким стуком ударились о шлем. Прямо перед нами трое подростков выскочили на проезжую часть и, о чём-то переговариваясь – а вернее, перекрикиваясь, чтобы услышать друг друга за какофонией звуков, выливавшихся
