вздохнул и опёрся о грудь де Бланзака, чтоб подняться. — Забирай его, и пусть он сдохнет от голода в самой глубокой яме Чёрной башни. Он это заслужил.
Принц Себастьян медленно подошёл к стене камеры и с размаху ударил по ней окровавленным кулаком. И камень под его рукой вдруг поддался и провалился внутрь. В стене что-то заскрипело, и плита рядом отодвинулась, открывая тёмный проход. Не обернувшись больше и не сказав ни слова, главный алхимик королевства скрылся в темноте.
— Что это было? — спросил Эдам, с тревогой взглянув на хозяина. — Кто он? Почему вы назвали его Себастьяном?
— Есть вещи, которых лучше не знать, — проговорил Джин Хо, похлопав его по плечу. — Похоже, это выход наружу. Пойдём?
— Да, — устало кивнул Марк. — Только заберём с собой этого негодяя.
Он нагнулся и рывком поднял на ноги окровавленного хнычущего графа.
На улице всё ещё была тёмная ночь. Марк сидел на камнях, глядя на небольшой костёр у своих ног. Горящие в нём ветки слегка потрескивали и выпускали маленькие рыжие искры, которые в странном танце уносились вверх к синим небесам. Они сидели на дне небольшой расщелины недалеко от Волчьего замка, от которого их прикрывал каменистый гребень.
Он смотрел в огонь, и ему было грустно. Он думал о Себастьяне, о том, сколько боли и тоски было в его голосе, когда он сказал: «Меня уже давно никто не называл по имени». Страшно представить, каково это, жить так долго, теряя одного за другим близких людей, друзей, любимых, и, встречая новых, знать, что скоро и они покинут тебя. Раньше ему казалось, что принц давно привык к этому, он научился отпускать, может, потому что не слишком сближался с людьми, которых встречал на своём пути. Порой Марк думал, что сердце главного алхимика королевства давно зачерствело и покрылось каменной коркой, не впуская внутрь любовь и глубокую привязанность. Но какую же нестерпимую боль ему причинила трагическая смерть дочери, которая была уже старушкой, и жить ей в любом случае оставалось совсем недолго.
Сзади снова раздалось жалобное хныканье графа де Бланзака. Он свернулся в какой-то жалкий комок под каменным выступом и скулил, как побитый пёс. Он хотел жить вечно. Зачем? Зачем жить так долго, если это несёт только боль и страдания, ведь единственное счастье в жизни, это иметь рядом друзей и любимых? Способен ли он любить? Были ли у него когда-нибудь друзья? Что вообще радует этого никчёмного бессердечного человека?
Марк подумал, что Джин Хо должен лучше понимать чувства Себастьяна, он живёт дольше него, он больше терял, и он знает, что такое искренняя привязанность. Наверно он сочувствует ему?
Марк перевёл взгляд на лиса, сидевшего в двух шагах от него, и увидел его склонённую голову. Но лис вовсе не грустил, он с довольной улыбкой разглядывал что-то блестящее в своих руках.
— Что это у тебя? — спросил Марк.
— Это моё! — лис оскалил свои острые белые зубки и предостерегающе зарычал.
Марк усмехнулся. Джин Хо напомнил ему верного пса, который делает вид, что готов защищать свой обед даже от хозяина, но тот запросто может разжать ему зубы и забрать кость из пасти, а тот будет только обиженно повизгивать, умоляя вернуть её обратно.
— Я не собираюсь ничего у тебя отнимать, — успокоил он лиса. — Ты что-то взял из гробницы?
— Ну, взял! Там ещё много осталось! Ты тоже мог взять, но не додумался.
— Ладно, не тявкай, я просто спросил.
Джин Хо сунул свою добычу за пазуху и посмотрел на Марка.
— А ты что такой грустный? Мы же выбрались из этой передряги живыми! Эти негодяи нас ещё не скоро хватятся, если хватятся вообще. Даже если этот вредный старик магистр решится открыть подземелье, в лабиринте ещё много смертельных ловушек, а правильный путь ему не найти. Он будет думать, что мы погибли там. А мы выбрались, и даже разжились несколькими симпатичными вещицами.
— Я просто думаю об Аргенте и маркизе де Сабле. Наверно, это больно — потерять ребёнка, даже если он уже прожил долгую жизнь.
— Ну, да… — немного помолчав, согласился Джин Хо. — Я всё думал, зачем он потащился в такую даль с этим де Бланзаком, ведь ему не нужны деньги и рецепт философского камня. А он, выходит, просто хотел вывести его на чистую воду.
— Видимо, у него были какие-то подозрения, вот он и пошёл с ним, надеясь добиться его признания, — кивнул Марк. — Он его добился, но стало ли ему легче?
— Вечно вы люди всё усложняете, — проворчал лис. — Всему своё время: и радости, и печали. Всё нужно пережить и идти дальше.
— Куда?
— Какая разница! Каждая дорога однажды заканчивается, потому что приводит к дому, где можно отдохнуть и зализать раны. А после ты начинаешь скучать и маяться от безделья и снова выходишь на порог. Ты начинаешь новый путь, зная, что впереди тебя ждут не только радости, победы и открытия, но и боль, поражения и потери. Но это и есть жизнь! Если пьёшь её полной чашей, то она уже не кажется такой нестерпимо долгой. Чёрт! Я зря заговорил о чаше! Почему эти противные адепты не сунули в мешки хотя бы одну малюсенькую фляжечку вина!
— Зато у нас осталось достаточно еды, — проговорил Эдам и осмотрелся по сторонам, но ничего не увидел, потому что свет костра выхватывал из темноты только небольшой каменистый круг, в котором они сидели. — Я думаю, куда ушёл господин Аргент. Он был так расстроен.
— Не волнуйся за него, — проворчал Марк. — Он в состоянии сам позаботиться о себе.
— Я так и не понял, — нерешительно проговорил Эдам, — почему тело принца Себастьяна вдруг загорелось, когда гроб открыли?
— Там не было никакого тела, — возразил Марк. — Вся эта гробница — большая ловушка для тех, кто жаждет заполучить сокровища и секрет философского камня. Единственное, что там настоящее — это золото из алкорского обоза. А всё остальное — приманки и ловушки. Я думаю, что во время осады принц действительно построил лабиринт, подобный тому, что выстроил возле охотничьего домика его брат Анри, и в глубине его спрятал сокровища. Кстати, наверно тогда же было сделано и то деревянное надгробие, что мы видели в нижней камере. Принц был слаб здоровьем. Военный поход и эта осада, возможно, лишь ухудшили его состояние. Он сказал, что вместе с золотым грузом они захватили алкорского скульптора, и в замке тот делал его портрет. Судя по всему, принц слёг и именно так позировал, полагая, что может умереть. Он заказал скульптору не
