Днем раньше она приготовила печенье с арахисовым маслом по рецепту бабушки Аниты. В отличие от других печений такого типа, это не было маслянистым и вязким, а, наоборот, крепким и хрустящим. Достав печенье из духовки, она обсыпала все шоколадной крошкой. На горячем печенье шоколад растаял, образовав тонкую корочку.
Печенье мама сложила в глубокую круглую жестянку. Чрезмерно довольный собственной хитростью, я выложил полдесятка на бумажную тарелку, накрыл салфеткой и понес на пятый этаж, чтобы угостить мистера Иошиоку. Благодаря этому подарку надеялся привлечь его к заговору. Полностью нечестными я свои мотивы назвать не мог. Портной мне нравился, и я искренне его жалел, уверенный, так же как все остальные, в трагическом прошлом этого человека.
В нашей жизни случаются исключительно важные моменты, которые нам не удается разглядеть, и их значение мы осознаем лишь по прошествии многих лет. Каждый из нас думает о своем и сосредоточен на этом, а потому мы зачастую слепы к тому, что находится у нас перед глазами.
На пятом этаже, когда мистер Иошиока открыл дверь после моего звонка, я видел перед собой соседа, застенчивого человека, все еще в той самой одежде, в какой он пришел с работы. Он не снял пиджак, не ослабил узел галстука.
Я протянул ему тарелку.
– Их сделала мама. Вам понравится.
Он колебался, не знал, действительно ли я принес ему это печенье.
– Этот продукт твоя мама делает на работе?
– Она испекла это печенье. С арахисовым маслом. Его очень приятно есть с молоком. Но можно и без молока. Если вы не любите молоко, или у вас от него пучит живот, или что-то такое.
– Я как раз готовлю чай.
– Печенье хорошо пойдет и с чаем. С молоком, кофе, без разницы.
Он осторожно взял тарелку.
– Составишь мне компанию за чаем, Иона Керк?
– Да, с удовольствием. Благодарю.
Его туфли стояли на коврике около двери. Носки он еще не снял, но заменил туфли белыми шлепанцами.
– Тебе снимать обувь не обязательно, – добавил он.
– Но я хочу. В вашем доме мне хочется во всем подражать вам.
– Я не поддерживаю все японские традиции. Тебе не придется волноваться из-за того, что есть мы будем, сидя на полу. Я так не ем.
– Мы тоже, – ответил я, когда он закрыл дверь. – И никогда не ели. В смысле такие, как я. Может, когда-то давно, когда они были рабами, может, им не давали мебели, хотя я думаю, что давали. Не роскошную, конечно, не из «Мейсис», а самую простую, грубо сколоченную.
Он улыбнулся и кивнул.
– Я также заверяю тебя, что древняя традиция сеппуку – это не мое. – Увидев, что я таращусь на него, добавил: – Это вежливое слово для харакири.
Я видел старые фильмы про войну. Знал, что такое харакири. Самоубийство мечом. Членовредительство.
– Отдохни в гостиной, Иона Керк. Я принесу чай.
Я задался вопросом, угодил ли я в передрягу, а если и угодил, что это будет за передряга.
25
Сняв обувь, в носках я прошел в гостиную.
Первым делом обратил внимание на то, какую чистоту мистер Иошиока поддерживает в своей квартире. Для мамы чистота была навязчивой идеей, но наша квартира не сверкала, как эта.
Гостиная казалась особенно чистой, возможно благодаря минимуму мебели, то есть пыли было просто негде накапливаться. Диван из орехового дерева сверкал, подушки, обитые золотой материей, сияли. У стульев из одного с диваном гарнитура обивка была черной. На двух маленьких столах стояли черные керамические лампы с золотыми абажурами.
Деревянный пол выровняли и отполировали. Я решил, что мистер Иошиока сделал это сам, потому что мистер Смоллер занимался только необходимым ремонтом, а не отделкой квартир.
Большие, шестистворчатые японские ширмы из светло-золотистого шелка смотрели одна на другую от противоположных стен. На той, что слева, тигр лежал, вроде бы отдыхая, но с широко раскрытыми и настороженными глазами. На правой два тигра играли, их сила и грациозность выглядели столь убедительно, что я бы не удивился, если бы они спрыгнули с шелка на начищенный до блеска пол.
Мистер Иошиока вернулся с лакированным подносом, на котором стояли две белые фарфоровые тарелки: одна – с маминым печеньем, вторая – с маленькими пирожными, дюйм на дюйм, с разноцветной глазурью. Компанию им составляли тарелки поменьше и матерчатые салфетки.
– Тебе понравились ширмы, – заметил мистер Иошиока, переставляя все принесенное на кофейный столик.
– Очень клевые, – ответил я.
– Это копии ширм, сделанных Такеучи Сейхо, мастером эпохи Мэйдзи. Я их купил. Достойные репродукции. Но оригиналы производили еще большее впечатление. Они принадлежали моей семье. Потом затерялись.
– Правда? Разве можно потерять такое большое? – удивился я.
– Задача не из простых.
– И где они потерялись?
– В Калифорнии, – ответил мистер Иошиока и вернулся на кухню с пустым подносом.
Еще одно произведение искусства стояло на пьедестале между двух окон, которые закрывали жалюзи из рисовой бумаги цвета слабозаваренного чая. Скульптура из слоновой кости необычного размера, примерно два фута высотой, два – шириной и один – глубиной: красивая японка в кимоно, высеченная очень реалистично, с мельчайшими подробностями.
Мистер Иошиока вернулся. Теперь на подносе стояли чайник и две фарфоровые чашки.
– Это скульптура несравненного Асаки Гекусана. Тоже эпохи Мэйдзи. Оригинал. Датирован тысяча восемьсот девяносто восьмым годов. В девятьсот первом он создал более крупную версию, более красивую, ее приобрел император.
Пока мистер Иошиока наливал чай, я, как зачарованный, не мог оторвать взгляд от скульптуры. Ничего более красивого за свою жизнь еще не видел.
– Это придворная дама. На ней церемониальное кимоно из девятнадцати слоев, и скульптор показал складочки всех.
Статуя вызывала бурю чувств, и мне очень хотелось к ней прикоснуться. Но я понимал, что нельзя.
– Статуя принадлежала моей семье, но потом мы ее лишились. Многие годы спустя я ее нашел и купил. Это был самый счастливый день в моей жизни. Чай я налил.
Он сел на диван, я пододвинул стул. Пригубил чай, горячий, почти бесцветный, почти безвкусный, чуть горьковатый.
Мистер Иошиока улыбнулся, наблюдая за мной.
– Я подумал, что у тебя возникнут такие ощущения, – сказал он, хотя я ни на что не пожаловался. Указал на миниатюрный фарфоровый кувшин высотой с большой палец взрослого человека. – Мед из лепестков апельсинового дерева подсластит его.
Я добавил меда в чай, и он сразу стал вкуснее. Хозяин пил чистый чай.
Когда я попробовал одно из крохотных пирожных, обнаружилось, что оно вполне съедобное, с едва заметным привкусом миндаля и минимумом сахара.
