– Барсука буду кушать. Завидуешь, лохматый?
* * *
«Эль Койот» был стилизован под мексиканскую таверну: стойка на огромных бочках, сводчатый потолок, небрежно оструганные столы и скамьи, по стенам развешаны лассо, мачете, карабины и прочий бандитский инструмент. Кухня в «Койоте» была экзотической, цены – запредельными, однако посетителей хватало – большей частью юнцов, наследников щедрых родителей, и эскортных девиц в боевой раскраске. Кроме цен и антуража другим приятным элементом оказались официантки в коротких юбочках, кружевных передничках и туфельках на шпильках, столь же аппетитные, как жаркое из барсука и лягушачьи лапки под клюквенным соусом. Шарлотту тут знали и усадили в почетном углу – на деревянном помосте, в нише у стены, за занавеской из стекляруса. Это создавало иллюзию уединения.
За столом их было четверо: Гут, доставивший Бабаева в это злачное местечко, дрянная девчонка Шарлотта, посредник Яша и сам Али Саргонович. Яша – точнее Яков Ширишвили по прозвищу Сникерс – оказался тбилисским евреем, что было Бабаеву приятно: во-первых, без пяти минут земляк, а во-вторых, почти сородич его избирателей. Кушал Яша деликатно, но быстро, и не отставал от Шарлотты, глотавшей овощное и мясное в темпе голодного аллигатора. Пил гоблин в меру; от пульке и текилы отказался, а спросил коньяк «Брежневский» с пятью героическими звездочками. Это пробудило в душе Бабаева ностальгию; тбилисец Яша и портрет генсека на бутылке вернули его к дням счастливой юности. Он даже чокнулся со Сникерсом, назвав его не ашной, а уртаком и кунаком.
Когда тарелки опустели, Яша вытащил лаптоп, раскрыл его и улыбнулся Бабаеву.
– Какие у нас прроблемы? Нет вопрросов, уважаемый, которрых мы не сумели бы ррешить.
По-русски он говорил чисто, и лишь раскатистое «р» напоминало о Тбилиси.
– А что ты можешь, кунак? – спросил Бабаев.
– Все могу. Даже веррнуть невинность вашей даме.
– Ну, удивил!.. – буркнула Шарлотта и пояснила Бабаеву: Это он про рефлорацию. Мелкое чудо современной медицины.
– Без этого обойдемся, – сухо сказал Али Саргонович и принялся расспрашивать Ширишвили о том и об этом. Вскоре он выяснил массу интересного про умельцев, чьи услуги мог предложить Яша Сникерс. Одни занимались благотворительным бизнесом, прописывая в базах данных разнообразных ведомств орденоносцев, ветеранов, инвалидов, узников концлагерей – с обязательным документальным подтверждением. Другие охмуряли настоящих узников, чтобы вчинить от их имени иск немецкой стороне – и не какие-то тысячи евро, а сотни тысяч, за погибших родичей и подневольный труд. Третьи разводили собак особой породы, чья шерсть годилась для пересадки человеку и оволосения самых безнадежных плешей. Специальностью четвертых являлся шоу-бизнес, подделки под «Блестящих», «новых русских бабок», Жасмин, Салтыкову, «Виагру» и прочих обожаемых публикой кумиров. Пятые оказывали ритуальные услуги по захоронению утерянных конечностей, а также пальцев, носов и ушей – даже с установкой памятника. Шестые предлагали двери и жалюзи на окна, стрелявшие слезоточивым газом и ослеплявшие преступный элемент яркой вспышкой света. Седьмые без затей торговали оружием, и было у них все, от пистолета ТТ до вертолета «Апач» и танка «Абрамс».
Так, постепенно, клиент и посредник добрались до дач и квартир, японских машин и итальянских гарнитуров, английских штиблет и костюмов от Кардена. Сделав глоток коньяка, Сникерс потыкал пальцем в клавиши и спросил:
– Желаете поместье на Ррублевке? Трри этажа, шестнадцать комнат, бассейн и две сговоррчивые горрничные… Охррана от ЧОП «Георргий Победоносец». Если пожелаете, с собаками.
– Собаки пусть будут, а горничные ему не нужны, – ревниво заметила Шарлотта. – Зимний сад там есть? Сад мне совершенно необходим, я буду там новый роман писать. – Она бросила на Бабаева томный взгляд и пояснила: – Называется «Мой чеченский принц».
– Я не чеченец, – сказал Али Саргонович, – я татарин, ассириец и немного талды-кейнар. Особняк мне ни к чему, квартиру ищи, уртак. Комнат пять или шесть, и в приличном доме.
– Исторрическое жилье подойдет? Только на эти кварртирки цена особая… – Гоблин лукаво прищурился.
– Что за жилье?
Яша объяснил, что речь идет о домах, где обитали когда-то в Москве и Петербурге гении прошлого, Пушкин, Достоевский, Репин, Блок или, к примеру, творец Периодической системы Менделеев. Выше всего у новых русских ценились квартиры художников и литераторов, особенно с фамильным привидение либо с каким-нибудь проклятьем; ниже шли ученые и знать, всякие князья и графы, так что случалось, что двух корнетов Оболенских меняли на одного Тургенева, давая в придачу еще и Попова, изобретателя радио. Что до мест, связанных с революцией, квартир марксистов, где скрывался Владимир Ильич, то их избегали ввиду нехорошей, даже убийственной ауры.
Бабаев выслушал все это, задумался, потом сказал:
– Такого мне не нужно. Ни к чему поливать медом финик. Выбирай обычный дом.
Официантка, шустрая девица, принесла им кофе. Сникерс покосился на стройные девичьи ножки, причмокнул и ударил по клавишам.
– Элитная новострройка в Трретьем Беррендеевском прроезде, у Садового кольца… Вторрой этаж, семь комнат, ванна джакузи, парркет марркетри, гарраж и частная охррана, опять-таки с собаками.
– Собачка у нас уже есть, зачем нам чужие? – недовольно буркнул Гутытку. В «Эль Койоте» ел он совсем чуть-чуть, не прельщали его ни седло тапира, ни барсучье жаркое, ни хвост анаконды с реки Ориноко, ни прочие изысканные яства. Должно быть, скучал по оленьей печенке.
Отхлебнув напиток из крохотной чашечки, Бабаев поморщился.
– Джакуза, маркатри… Не хочу элитный дом, хочу высотный! Не такой, как на Новом Арбате, а старый. Чтобы с башнями и шпилями! И этаж повыше.
– Да ты охренел, брюнетик! – вмешалась Шарлотта. – Ты «Пожар в небоскребе» с Брюсом, который Уиллис, глядел? А слышал про одиннадцатое сентября?… Случись что, с этой поганой верхотуры живым не слезешь!
– Молчи, женщина! У нас такого не бывает! Это сталинские небоскребы! – рявкнул Али Саргонович и послал Шарлотту к дьяволу правда, на персидском. Потом велел официантке, что крутилась рядом, нести две порции мороженного, самого дорогого, с мексиканским кактусом агавой. Пусть ест и заткнется!
Что до квартиры, то тут он не нуждался в советчиках. Когда-то мечтал майор Бабаев жить с любимой женой в высотном доме, чтобы вся Москва была видна, и чтобы первые лучи рассвета падали в их окна. Но те высоты предназначались не майорам, даже не всякий генерал мог в них поселиться. Майору же легла дорога на восток, где тоже попадались небоскребы, но вот любимой жены с ним не было.
