"Моллюсков, - подумал Новиков. - Слово в слово. Вот тебе и бред".
- У меня просьба, - сказал он. - Больше об этом никому. Не хочу, чтобы и к вам пришли.
- Не к вам, а к тебе, - поправил его Рубинов.
- Ко мне-то вряд ли, а к вам могут, - ответил Новиков.
Поржали, потому что это было из разряда: "Тэбэ пакет. Не тэбэ, а вам. Нам он нафиг не нужен, а тэбэ пакет".
- Ладно, дружище, - сказал Новиков, вставая. - Если что вспомните касательно Лопатина, зафиксируйте на бумаге, я завтра-послезавтра звякну.
Положив на стол три тысячи рублей, добавил:
- В спонсоры не гожусь, но без этого не обедняю.
- Ты куда? - запротестовал певец. - Так душевно сидели. Нет, нет и нет, категорически возражаю.
Тоже встал, хотел усадить силой, но Новиков увернулся, да так ловко, что великан хватанул своей клешней воздух и чуть не упал.
Новиков помог ему удержаться на ногах.
Пробормотав: "Дел полно, а я уже нажрамшись", - направился к выходу.
- И ты, Брут, - пробасил ему вдогонку певец. - Все покидают эту зверскую паскудную обитель.
Глава 25. Пятница. Ну, заходи, беженец
В полдень, как и было обещано, явился Василий Гордеевич и бухнул на стол увесистую папку.
- Это что? - осторожно спросил Кислов.
- Трудовой договор, - развалившись на стуле, ответил Фадеев.
На этот раз он был в черном: черная майка, легкие черные штаны с завязочками внизу, черная бейсболка. Загорелый, белозубый, чем-то похож на певца Буйнова. Простой русский миллионер, какой-нибудь менеджер из отдела продаж одет лучше.
- И сколько тут листов, если не секрет? - полюбопытствовал Кислов, который был облачен именно как этот самый менеджер: черные брюки, белая рубашка с коротким рукавом, черный галстук.
- Твоих два, - отозвался Фадеев. - Остальные тебя, чудака, не касаются.
- Ну уж вы прям сразу, Василий Гордеевич: чудака, дурака, му..., - пробормотал Кислов, открывая папку и вынимая два верхних листа.
Мда, договорчик оказался шельмоватый: все пункты на месте, всё вроде бы соблюдено, но формулировочка витиеватая, с некоторым подтекстом, можно прочитать и так и этак.
- Не пойдет, - сказал Кислов, взяв ручку. - Единственно верная цифра - это жалованье. Мои права, как работника, прописаны туманно. А вдруг вы меня, Василий Гордеевич, вздумаете турнуть?
- Я тебя и с договором турну, и без договора, - лениво ответил Фадеев, разглядывая потолок. - Главное чо? Оклад и чтобы страховая часть отчислялась - к пенсии. Это прописано. А остальное пусть тебя не колышит.
- Я разве ж против? - сказал Кислов, расписываясь.
- Пунктик одиннадцать внимательно прочитал? - спросил Фадеев, глядя уже в открытое окно, за которым было сумеречно и пари??ло - к близкому ливню.
- Э-э, - сказал Кислов, вновь читая пункт 11. - К работе приступить по договоренности с руководителем ООО, то есть с вами, но не позднее начала третьей декады текущего месяца. Это что же - с понедельника, что ли? Сегодня же пятница.
- Ага, - подтвердил Фадеев. - Есть проблемы?
- Налейкин, - сказал Кислов.
- А ты думаешь один такой хороший? - хохотнул Фадеев, укладывая договор в папку. - Сейчас мы и его завербуем. Или как там у вас, у чекистов, - перевербуем. Что там с Андрюхой?
- Всё так же, - ответил Кислов, поджав губы. - Поймите, человек действует самостоятельно и чихать хотел на мои е-мэйлы.
- Ну, ну, - сказал Фадеев. - Не уходи пока.
Стремительно вышел, оставив после себя легкий запах пота, приглушенный дорогим одеколоном. Или это одеколон такой - с налетом пота? Так сказать, для правды жизни.
Между прочим, в коридоре толклись фадеевские холуи, но уже без автоматов.
У Налейкина Фадеев пробыл минут пятнадцать, затем оба, хохоча и переговариваясь, ввалились в кабинет Кислова, который, как пчелка, трудился за компьютером.
- Бежим? - весело спросил Налейкин. - Давай заявление, подмахну.
"Вот те на, - подумал Кислов, вынимая лист бумаги и размашисто набрасывая прошение о собственном увольнении. - Ай да Гордеич".
- Вот этак вот, - задиристо сказал Налейкин, подписывая заявление. - И вот этак.
Кинул под подпись меленькую дату.
- Всё, Игорек, свободен, - добавил Налейкин. - Отдай бумагу Светланке, пусть сразу и рассчитает.
"Анаши, что ли, накурился? - неприязненно подумал Кислов, глядя на оживленного шефа. Как-то ему, солидному, пузатому, эта оживленность не шла. Ему больше шли взгляд исподлобья и убийственный сарказм. - Или Гордеич наобещал с три короба? Наверное, наобещал".
Между тем Налейкин с Фадеевым, которого он дружески обнял за плечи, направились к дверям. У порога уже Налейкин сказал, не оборачиваясь:
Зайди с сегодняшним материалом. А то уйдешь, понимаешь...
Скрылись за дверью, погундосили о чем-то в коридоре, потом разошлись: один грузно потопал в свой кабинет, другой в сопровождении холуев на улицу.
- Так мне куда - в понедельник-то? - высунувшись в окно, спросил Кислов.
- Телефон есть? - усмехнулся Фадеев. - В воскресенье вечером звякни, определимся.
Погрузился со своими мордоворотами в голубой джип и укатил. Сколько же у него этих джипов? Вот и голубой появился.
Поторчав малость у окна, откуда веяло легким ветерком, Кислов отправился к Налейкину.
С этим хитрецом всё было ясно: никакого "сегодняшнего материала", с которым Филиппыч просил зайти, у Кислова не было, а была очередная текучка, могущая закончиться и сегодня, и завтра, и послезавтра.
- Ну, заходи, беженец, - сказал Налейкин.
Кислов подсел к столу.
- С Гордеичем это ты здорово придумал, - похвалил Налейкин, - но учти - чекист никогда не работает один. Нужна подстраховка, парень, иначе запросто накроешься бардовой шляпой, и не заметишь как. Фадеев у нас давно на крючке, наш человек в его гадюшнике ох как нужен. Поэтому с заявлением не было проблем. Заметил?
- То-то я удивился, - сказал Кислов. - Только позвольте спросить, Юрий Филиппович, у кого это у вас Фадеев на крючке? У вас с Загрицыным?
- А чем плох Загрицын?
- Да как-то мы с ним не сработались. Вы же знаете.
- Комитет сам по себе организация нужная, - произнес Налейкин. - Но порой в силу неограниченных прав на отдельных местах в отдельных случаях эту организацию заносит. Поэтому и над ней нужен контроль. А ты думаешь - я просто так из столицы усвистал? Занесся, понимаешь, потому и усвистал. Теперь вот контролирую, чтоб никто моей ошибки не повторил. Понял, малёк?
- Я не малёк, - ответил Кислов, впрочем ответил несколько озадаченно.
