Фокс был уверен, что реален именно фантастический вариант. Ведь Трайбер был выдающимся воином, но далеко не таким выдающимся, чтобы войти в пантеон легендарных. Однако, сегодня он был там, белый и пугающий — значит, Трайбер станет таким в будущем. Значит, Древние знали мир наперёд.
Фокс думал обо всём, с чем столкнулся на этой планете, молчал о главном и слушал остальных.
— Или прямая отмотка времени при ударе планетоида, — продолжал восхищаться Свийс. — Что ни говорите, это выше способностей мордиал. Это седьмая технологическая.
— Седьмой нет, — фыркнула Шера. — Существует всего шесть ступеней.
— Это потому, что этноиды с ограниченным мозгом не способны представить величие седьмой, — торжествующе зашипел змей.
— Зато мы знаем, как архаи сохраняют тайну Мира ноль, — сказала Ана. — И почему никто за тысячи лет не смог обмануть их систему стирания памяти.
— Почему?
— Потому что они вовсе не стирают память. А отматывают существо назад во времени, отделяя от темпорального потока вселенной. Когда архаям нужно сохранить у игроков память пережитого, они отматывают личности до получения нужного опыта, но вкладывают знание в наши головы, так было после падения планеты. А когда не нужно, просто не вкладывают, и выбывшие игроки не могут вспомнить ничего лишнего. Потому что они ничего и не пережили.
— Умно, даже очень, — проскрипел Свийс. — Архаи вообще умны, вся система отсева участников была направленным отбором. Древние заранее знали, какие типы личностей хотят получить в финал.
— Но при этом сюда попали одна случайная и очень везучая малышка, — улыбнулся Одиссей. — И один вполне закономерный знаток игр, который оказался не готов к уровню испытаний…
— И один непонятный пройдоха, — беззлобно буркнул Змей.
— Погодите-ка! — внезапно осенённый, Фокс поднял палец. — Если можно попросить материализовать любую еду, то может я наконец попробую «Великолепные Ахимбарские Бумбары Высшего Качества»⁈ Я столько раз хотел их оценить, но постоянно что-то…
— Если сумею победить, я заберу у Древних темпоральный контур и источник заражения с’харнов, который даёт им такое могущество, — негромко сказала Схазма, на теле которой задумчиво расцветали и увядали пышные россыпи цветов. — Я принесу эти дары Прасущности, во славу всей жизни, которая ведёт вечную войну с безжалостной вселенной. С таким оружием, с такими технологиями жизнь станет ещё сильнее. Возможно, непобедимой. И тогда Прасущность поглотит всех бессмысленных существ, которые идут напрасными путями в никуда. Тогда мы сможем объять всю галактику в лес нескончаемого расцвета. И все станут бессмертны.
Повисло молчание.
— Такая откровенная и ничего не опасается, — покачал головой Охотек.
— А чего опасаться, если никто не вспомнит? — змей расплёл хвосты и развёл их широко в стороны. — Этого разговора вовсе и не было, понимаете? Как только игра закончится, его не будет, потому что нас всех отмотает назад.
— Разве ты не хочешь быть? — спросил Одиссей, подняв взгляд на сэллу. — Радоваться жизни, сохранять свой, единственный в своём роде взгляд на мир. Познавать вселенную и поражаться её красоте. Быть благодарной.
— Я живее всех вас, — ответила Схазма, глядя сверху. — Вы умрёте без следа, а я воскресну. И войду в царство вечного расцвета.
— Нет, — покачал головой человек. — Ты живёшь куда меньше, и умрёшь куда быстрее.
— Мать воскрешала меня, многократно, я столько раз преодолевала смерть…
— Не ты, — грустно сказал Одиссей. — Те, прежние личности, раз за разом погибали в боях. А ты лишь десятая или двадцатая копия, которая тоже вскоре исчезнет. Просто твои воспоминания будут снова скопированы через связанные клетки в новое тело.
Ана смотрела на детектива, думая о том, в какой мере он говорит о сэлле, а в какой о себе.
— Ты знаешь о связанных клетках? — вкрадчиво спросила Схазма.
— Следующая Схазма будешь уже не ты, а ещё один преданный инструмент в руках Матери.
Он говорил спокойно и без осуждения, с сочувствием.
— Откуда ты знаешь о связанных клетках?
Одиссей мог бы ответить, но сказал другое:
— Горе не только в том, что многочисленные Схазмы причинили море страданий другим. И даже не в том, что, выполняя волю Матери, каждая из вас погибает в борьбе. Беда в том, что, будучи инструментами, ни одна из вас никогда по-настоящему и не жила.
Наступило молчание.
— Мы слишком изнежились! — рыкнула Шера, поднимаясь, её глаза сверкнули. — Всё хорошее когда-нибудь должно закончиться. Ты готова драться, человек?
Ана встала и отряхнулась, её волнение сравнялось с дыханием, и она кивнула.
— Я не хочу использовать звёзды, — низко пророкотала Охотница, шагнув ближе и заглянув сопернице в глаза. — Мы не для того всю жизнь совершенствуемся, чтобы отдать победу фантому. Это бесчестье для воина, ты понимаешь?
Ана снова медленно кивнула.
— Мы откажемся от звёзд и будем драться сами, — прорычала Шера. — Обещаю не убивать.
— Ты уверена? — тихо спросила девушка.
Глаза Охотницы впились в жертву, она изучала Ану во всех возможных спектрах, включая звериный, нутряной. Инстинкт у разумных хищников планеты Прайм был сплетён с технологиями так плотно, что уже не различить и не разделить. И Шера оценила принцессу лучше, чем та понимала сама себя.
Юношеская стремительность и сила высокородного генома, находчивость и изобретательность, отвага и рассудок. Глубокая уверенность в правоте своей морали, в том, что она сражается на верной стороне. Хороший враг. Но отсутствие хватки и нежелание идти до конца, быть способной на всё — страх убивать. Смятение глубоко внутри, спрятанное за доспехом воли и смирения. Жажда любви и признания в уголках губ и кончиках пальцев. Плохой враг, милосердный и слабый.
Шера оскалилась, фазовые клыки хищно блеснули в пасти.
— Да, — рыкнула она и подступила к Ане вплотную, отметив, как девушка дрогнула и едва не подалась назад, несмотря на абсолютную защиту Древних. — Ты согласна, человек?
Лицо принцессы отвердело, и Шере мимолётно почудилось, что она уловила нечто новое. Нечто, что не почуяла раньше.
— Я согласна.
Они взошли на арену и замерли — обе гибкие и красивые, одна сильная и искренняя, другая сильная и жестокая. Волосы Аны начали медленно белеть, отливая проблесками стали. Шера пригнулась и тихо зарычала.
Две синих звезды пульсировали, притягивая взгляд, но женщины не двинулись с места. Как только они погасли, Шера совершила уверенный, грациозный прыжок. Её тело взметнулось и пронеслось через всю арену, как полосатый метеор — быстро, точно, но не убийственно. Ана уклонилась в последний момент, шагнув в сторону.
Хищница обошла её по кругу, не спуская глаз, возвращаясь на место, неторопливо, сдержанно, властно. Она пригнулась, глядя сопернице в глаза — и прыгнула снова. Этот прыжок был пугающий: слишком быстрый и мощный, ускоренный сокращением фибро-мышц и резонанс-усилением в суставах. Она рванула с места, как реактивный снаряд, обычный глаз и неулучшенный разум не успели разглядеть. Фокс лишь увидел, как через всю арену мелькнула бежевая тень, а там, где только что стояла Ана, дёрнулось сумрачное пятно с копной белых волос. Рык, сверкание фазовых когтей, которые мазнули по тёмной фигуре — и всё застыло.
Ана стояла, слегка отогнувшись назад и отставив ногу, она выставила руки крест-накрест и держала Шеру, нависшую сверху, отводила мощные лапы, ощеренные мерцающими когтями — а тыльной стороной ладони отгибала пасть Охотницы кверху. Поза и положение рук Аны были настолько точны, что сместись они хоть чуть-чуть в левую сторону, ей бы не удалось удержать равновесие: Шера была гораздо крупнее и тяжелее. Не выдержав удар, они бы свалились и прокатились окровавленным клубком по полу; а сместись Ана чуть правее, вверх или вниз, когти распороли бы ей лицо, шею или плечо.
Но принцесса ушла от начального прыжка, а когда Шера набросилась стоя, Ана идеально заблокировала удары когтей и укус. Лишь самый крайний фазовый коготь проткнул девушке руку ниже локтя, и сейчас из-под прорезанного костюма показалась одна-единственная капля крови, упавшая вниз.
