Шера медленно отступила, её хвост подрагивал, смещаясь из стороны в сторону, она пригнулась сильнее, чем прежде, движения стали крадущимися и осторожными. Охотница отступала на прежнее место, но в холодных безжалостных глазах светились готовность шагнуть дальше, чтобы победить.
Она не стала завершать круг и вставать в стойку, а метнулась чуть раньше, пока жертва не ожидала и не была готова принять удар. На этот раз траектория была низкая и почти прямая, а скорость ужасающе-высока. Если бы на пути Охотницы возникла полуметровая каменная стена, она пробила бы в ней дыру и промчалась дальше.
В середине полёта Шера ощетинилась с головы до ног, и каждая её мягкая шерстинка отвердела в титановое лезвие с нано-заточкой, она превратилась в смертоносное полотно. Фазовые когти и клыки стали длиннее, по ним заструился отблеск плазмы. Каждое пятнышко на теле Шеры выпустило тонкий лазерный луч, который ударил в Ану. Из глубины её тела со скоростью выше скорости звука прошёл разрушительный пульс, который отключал многие аугменты и прошивки, оглушал большинство разумных существ и временно сводил с ума ИИ-системы.
Это был не полный перечень убийственного арсенала, который сработал за доли секунды и превратил Охотницу в летящую смерть.
Но Ана шагнула ей навстречу, глаза принцессы осветились звёздным светом, а по линиям человеческого тела возник бледный контур техно-богини. Аура света, лунного и солнечного одновременно, пронизала пространство вокруг Афины, вырубив половину энергощитов Шеры и сбив работу стальных. Стало нечему смягчить силу прыжка, которую кошка взяла сама. Удар смял тело Шеры, она столкнулась с непоколебимой преградой, и брызг сломанных титановых лезвий разлетелся в стороны, словно звенящий дождь. Рука Афины поймала кошку в полёте, и, несмотря на хрупкость пропорций, удержала за горло. Сила сшибки была такова, что сломала Охотнице позвоночник и свернула грудную клетку вместе с титановым экзоскелетом в сторону.
Обычное существо погибло бы от такого удара, но Шера была жива. Её сломанный позвоночник и повреждённый спинной мозг заменила резервная система; нервные волокна переключались, чтобы избежать болевого шока; в каждом органе стартовали процессы восстановления и регенерации с помощью микро- и нано-систем.
И всё же смотреть на неё, перекорёженную силой собственного прыжка, было больно.
— Ты обманула, — ровным ледяным тоном сказала Афина.
И Шера съёжилась, конвульсивно содрогаясь и не в силах глянуть богине в глаза.
— Я проиграла… в неравной борьбе, — прохрипела она обвиняюще, из пасти капала слюна, системная жидкость и кровь. — Ты знала, что против тебя у меня нет шансов!
— Неправда, — сказала Афина, сжав руку так, что хищница на секунду задохнулась. — Ты дралась с человеком, пока не решила убить. Я пришла после этого. И ты сама отказалась от возможности равенства, потому что была уверена в своём превосходстве. Ты сама выбрала сражаться со мной.
Слова Афины были спокойны, безжалостны и точны. Она отпустила кошку, и та осела на платформу из чёрного стекла.
Одиссей вздохнул. Не то, чтобы он ждал чего-то другого, конечно же Ана не могла пройти все испытания и попасть на Планету судьбы в одиночку. Разумеется, они с Афиной заключили союз и сражались за главный приз вместе. Фокс был уверен в этом с самого начала.
И это не значило, что Ана недостойна, скорее, наоборот — ведь проходя испытания на равных с техно-богиней, часть из них прошла именно она, человек. И кошку-убийцу, бессильно лежавшую на чёрном стекле, Одиссею не было жалко. Он вздохнул не потому, что Ана призвала свою божественную половину, чтобы попасть на Планету судьбы — а потому, что Афина согласилась.
Богиня не стала бы делать это ради тщеславия, жалости, чувства вины перед Аной — и любых других человеческих побуждений. Она могла нарушить прямой запрет Зевса и Олимпа на вмешательство в жизнь Аны только с одной целью: победить в игре Древних и использовать невероятную силу, которую получит, на благо империи олимпиаров. Только такая ставка оправдывала нарушение запрета.
Значит, в конечном итоге они с Аной не союзники, а противники.
Одиссей снова вздохнул.
— Я… признаю, — тяжело дыша, но торопясь успеть, прохрипела Охотница. — Что нарушила Кодекс ради соблазна славы. Я признаю… поражение.
— Да будет так, — проронила Афина. — Мы принимаем твоё признание. Мы признаём ставки запредельными и твой поступок не оправданным, но возможным. Ты освобождена от суда равных и будешь носить свою вину на своих плечах. Поступай с ней, как сочтёшь нужным. Во имя Кодекса.
В глазах абсолютной охотницы появилось облегчение и крошечная искра благодарности. Она вспыхнула синим светом по контуру и исчезла.
Сияние в глазах Аны угасло, её фигура потемнела, как темнеет овеянный легендой герой, превращаясь в обычного человека. Девушка надсадно кашлянула, потому что на груди у неё была широкая гематома, и, сдерживая боль, потёрла руки, на которых от первых ударов Шеры темнели синяки.
— Ох, — выдохнула она и шагнула с арены прочь.
Глава VIII: Весы
Схазма проскользнула внутрь купола почти незаметно, её большое извивчатое тело перетекло волной: вот щупальца коснулись чёрной платформы, вздыбились растущим валом, а фигура снаружи съёжилась, уменьшаясь по эту сторону и возвышаясь по ту. А вот уже вся она стоит внутри.
— Ты готов, делец?
Охотек поднялся с роскошного сиденья, схлопнул его в маленькую пухлую подушечку и сунул в карман номер два; степенно отёр рот и руки собственным защитным полем, которое впитало крошки и жир; похлопал по животу и рыгнул, демонстрируя, что трапеза была достойной. Повернул вазочку посередине парящего столика, и тот с забавным звуком «Уууумпс!» сложился в компактную сферу вместе с остатками лакомств. На робе олигарха нашёлся карман и для сферы, он был вдвое меньше, но сфера провалилась внутрь — ох уж эти суб-пространственные карманы.
Коротышка сделал всё это размеренно и неторопливо, а Схазма смотрела на него с внимательным этологическим интересом.
— Что? — покосившись на её неотрывный взгляд, удивился Охотек. — Я собираюсь. Уже почти иду.
Он достал из шестьдесят восьмого кармана комплексный роточист и обработал зубы воздушным пено-феном с мятным пузырьками. Затем для порядка прочистил уши, которые свисали по бокам пухлой головы, как лепестки вялой капусты.
— Животный инстинкт отсрочить неизбежное, — Схазма с пониманием качнула щупальцами. — Но от этого боя тебе не откупиться, так что поспеши. Нехорошо задерживать судьбу.
— Спешат те, кто не успевают, — недовольно сказал олигарх, застёгивая пуговицу и поправляя пояс. — А я в графике.
— Хорошо, но чем дольше ты возишься, тем больнее я тебе сделаю, — ласково сказала Схазма.
— Для истово верующей в воцарение великого цветочного торжества, ты слишком нервная, — скривился олигарх, поднимаясь на платформу. — С твоей миссией тысяча лет туда, тысяча сюда — сущие мелочи. А ты злишься из-за пары минут. Что, в глубине мясистой души не веришь в победу флоры и фауны? Слова человека заставили тебя задуматься о том, что ты такое? Лучше поздно, чем никогда.
Размеренные суждения коротышки били как удары в боксе: мягко, мягко, а вот и нокаут. Судя по реакции, он дотянулся до разума Схазмы и задел его.
— Не злюсь, — глухо ответила она. — Просто жажда добраться до твоего упитанного тела становится сильнее. Ты же поел, а я ещё нет.
Ана смотрела на сэллу с напряжением и неприязнью, волосы принцессы окрасились в цвет грязного хаки. Из-под облика юной и искренней девушки изредка и малозаметно, подобно отблеску преломляющихся лучей, проглядывал строгий лик Афины. Богиня больше не пряталась, её спокойный взгляд, оценивающий сэллу, был задумчив.
— Как победить эту тварь? — тихо сказала Ана, чтобы услышали только Афина и Одиссей, ну и Свийс. — Она слишком сильна.
