— Простите, Борис Владимирович, я не совсем понял… Разве остальные делают это… не так, как надо?
— Володя, я скажу вам по секрету — идеалом исполнения этого сочинения будет хор и оркестр Ангелов со Святым Антонием в качестве дирижера. И самим Виральдини за органом!
Вовка усмехнулся.
— И потом, не забывайте, что исполнять музыку Виральдини в наше время очень непросто.
— Почему? — спросил Вовка.
— По причине давности написания, — ответил Баранов. — В двадцатом веке камертон подскочил почти на терцию и вздернул за собой вверх все голоса.
— И что же, разве нельзя ради подлинности исполнения все это… слегка понизить?
— «Слегка понизить» можно все. Другой вопрос, что никто всерьез этим заниматься не будет, — профессор неопределенно развел руками. — В конце концов, Виральдини — это не Россини и даже не Чайковский.
— При чем здесь Россини? — Вовка удивленно посмотрел на него.
— Музыковеды хором трубят, что Россини мог бы быть так же высок в музыке, как Виральдини, если бы большую часть жизни не провел столь беззаботно и счастливо.
— А чем же тогда Виральдини хуже вашего Чайковского? — Вовку неожиданно кольнула запоздалая обида. — И вообще, можно ли их сравнивать?
— Сравнивать их можно — все зависит от желания. Но, мой друг, я думаю, что основная проблема в том, что и «мой» Чайковский, и «ваш» Виральдини родились слишком рано, чтобы писать для кино.
Вовка вытаращил глаза.
— Таким образом, — продолжил профессор, — оба упустили возможность достичь настоящего благополучия и успеха.
Профессор раскатисто рассмеялся собственной шутке и величественно двинулся дальше по коридору.
Вовка секунду подумал и решил его не догонять.
— Алло! Вовка, ну как концерт?
— Ну, Стас! Еще одна такая подстава и… я не знаю, что я с тобой сделаю.
— А что случилось-то? — похоже, Стас удивился действительно искренне. — Не понравилась оратория?
— Оратория-то как раз понравилась. Но потом Баранов почему-то решил обсудить ее со мной на равных!
Стас на другом конце провода явно ухмылялся.
— А ты?
— Что а я? Я, как идиот, лоб в морщины собирал. И пытался поддержать беседу. Можешь себе представить, что из этого получилось! Удивляюсь, как меня вообще не выперли из консерватории.
— Ладно, Вов, лиха беда начало… Ты мне скажи, удалось что-нибудь узнать?
— Да не особо. Но Баранов дал мне телефон какого-то Струве. Сказал, что тот сорок лет занимается Виральдини. Вот, думаю завтра поехать…
— Идея хорошая. Давай я встречу тебя опосля. Я тоже кое-что нашел. Заодно и обсудим.
— Мальчики, чаю хотите? — спросила бабушка, приоткрыв дверь в комнату Бурика.
— Не, спасибо, бабуль, — за обоих ответил Бурик. — Короче… дочитал я «По следам поезда-призрака», держи. В общем, книжка классная… не Крапивин, конечно…
— А что еще за Крапивин? — с ноткой ревности осведомился Добрыня. — Что, лучше Топоркова пишет?
— По мне так гораздо лучше… И, кстати, тоже о поезде-призраке упоминал. «Голубятню на желтой поляне» читал?
— Не-а…
— Я тебе дам… Там такой же поезд проходит через разные пространства и замыкает время в кольцо.
Дверь открылась.
— Вот… Проголодались, небось…
Бабушка вкатила в комнату маленький столик на колесиках. Колесики неприятно поскрипывали. На столике красовались две дымящиеся чайные чашки и вазочка с вафлями и печеньем.
— Ну, бабуль, ну зачем?.. Мы ведь не голодные…
— Конечно, голодные, — не расслышала бабуля.
— Что он замыкает в кольцо? — спросил Добрыня.
Бурик подождал, пока бабуля закроет за собой дверь.
— Время… Это придумали… я даже не знаю, кто. То ли пришельцы, то ли какие-то другие существа. Так они контролировали жизнь на земле и в параллельных пространствах. А потом один мальчик взорвал мост, через который проходил этот поезд. То есть, не мост, а одну рельсу на мосту… А сам погиб.
— Погиб? — переспросил Добрыня.
— Да. Но не совсем… Он превратился в галактику. Живую.
— Что-то я запутался… — сказал Добрыня.
— Когда прочитаешь, все поймешь.
Бурик подошел к книжной полке, провел пальцем по корешкам книг и решительно достал зеленый томик.
— Забирай… Добрыня, я вспомнил! — воскликнул вдруг Бурик.
— Что вспомнил?!
— Погоди, погоди… — Он замер с книгой в руках. Потом резко сунул ее Добрыне и вновь кинулся к книжной полке. — Вспомнил, где я встречал слово «койво». — Бурик достал с полки другой том, белый с красной полосой.
— Что, тоже Крапивин? — спросил Добрыня, присмотревшись к фамилии автора на обложке.
Бурик торопливо листал книгу.
— Это из аннотации к следующему тому, к циклу «В глубине Великого Кристалла». Вот: «Герои этих повестей — ребята-койво — вступают в борьбу со злом в разных пространствах многогранной Вселенной. Удивительные и опасные приключения становятся частью их жизни».
— И все? Что-то не очень ясно. Ты лучше своими словами скажи.
— А я «Великий Кристалл» пока не читал, — грустно сказал Бурик. — У меня нет ничего из этого цикла. Эх, вот бы почитать!
Добрыня взял у Бурика книгу и перечел аннотацию:
— Да, насчет удивительных, а особенно опасных приключений, «которые становятся частью жизни», — это как раз про нас.
— И в борьбу со злом мы, похоже, уже вступили, сами того не желая, — добавил Бурик, вздыхая.
— А причем тут разные пространства?
— Ну… у Вселенной много пространств… Одни — совсем как наше. Другие — непохожие, странные… А через все пространства проходит Дорога…
— А говоришь, не читал, — усмехнулся Добрыня.
— Я кристаллический цикл не читал, — с легкой обидой ответил Бурик. — А про Дорогу вот в этой книжке хорошо написано. — Бурик указал на книгу, которую по-прежнему держал в руках Добрыня.
Добрыня, не поднимая головы, стал смущенно листать книгу. «Дорога — это всеобщий Звездный Путь. Он идет по всем мирам…», — прочел он. — Бурик, как это?
— Не скажу. Сам читай.
— Ну, Бурик… Ну не дуйся…
Бурик улыбнулся.
— Как на тебя можно дуться? Конечно, расскажу. В общем, Дорога… она… как будто огибает Кристалл Вселенной…
— Да ты понятнее говори. Где ее можно найти, это твою Дорогу?
— Почему «мою»? Ведь она такая же и твоя. Понимаешь, по этой Дороге можно попасть куда хочешь. Только надо очень-очень хотеть. Дорога может начаться с чего угодно — с любой тропинки в парке или с заброшенных рельсов. А потом ты вдруг увидишь, что она вывела тебя в такое место, где все по-другому — необычно, как в сказке. И еще нужно… ну, я не знаю… Мне кажется, очень важно, чтобы с тобой обязательно был Лучший Друг. — Бурик заметно смутился. — Иначе ничего не получится…
