Алексей Кувшинников - Звездный час астронавта Бейтса

Или возьмем мою область, — увлеченно продолжал Корнхойзер. — Господствующее место в представлениях населения о технической стороне СОИ занимают лазеры и космические платформы. Сравнительно мало внимания обращается на тот факт, что они должны функционировать совершенно автоматически, без вмешательства человека.

Первый бой в ядерной войне — и, вероятно, последний — должен полностью управляться компьютером, заранее запрограммированным на основе предположений о том, как русские нанесут свой удар и как Соединенные Штаты должны ответить на него.

Через какие-то секунды противоракетная система сама должна будет принять решения, которые в условиях обычной войны принимались великим множеством специалистов по разведке, боевых командиров, генералов, комитетом начальников штабов и главнокомандующим в течение дней, недель и месяцев.

Речь, старик, идет о создании полностью автономного суперкомпьютера, гарантирующего стабильное управление «звездным щитом» даже при поражении наших центров управления. Мы его запускаем, включаем, и никто не может вмешаться в его работу. Он неуязвим, абсолютно неуязвим. Ведь если мы оставим хоть крохотную лазейку в его неуязвимости для себя — на всякий случай, — то она, хотя бы чисто теоретически, может быть обнаружена и использована противником. И тогда на ветер полетят триллионы долларов, но это так, мелочь, по сравнению с тем, что на ветер полетит сама идея неотвратимости возмездия. Вот какого масштаба задачи мы пытаемся решить!

Но это ведь далеко не единственная задача, которая будет по плечу «электронному разуму». Военные оплачивают счет — они получат все, что им причитается. А дальше мы создадим новую цивилизацию, цивилизацию думающих роботов. Новая технология позволит нам переключать наше сознание в электронный аналог человеческого мозга. Мы станем бессмертны и неуязвимы, устремимся к звездам…

У Бейтса побежали по спине мурашки. Кошмар какой-то, бред сумасшедшего. Болтающийся на орбите суперкомпьютер, полностью независимый и неуязвимый от Них, но ведь Они могут обнаружиться и среди Нас, значит, независимый и от Нас тоже?!

— А программные дефекты, Джим? Речь ведь идет о программах в миллионы кодовых строк. Ты же сам в Тауплице говорил, что их создание остается розовой мечтой. Типичные программы для обработки слов или разветвленного анализа, насчитывающие не более нескольких сот строк, сразу же после составления содержат десятки, а то и сотни дефектов. Только неоднократное использование, проверка всех возможных комбинаций может помочь выявить дефекты. Они остаются, как правило, даже после того, как программу выбрасывают в продажу — ситуация, заставляющая большинство производителей средств программирования не только лишать клиентов гарантий, но специально оговаривать это в письменном виде.

Вся программа бортовых компьютеров, обеспечивающих полет «шаттла», составляет всего три тысячи строк. Но мы еще ни разу не запустили корабль по графику, и прежде всего из-за дефектов компьютерных программ. А тут речь идет о миллионах строк, и цена дефекта — катастрофа.

— Дефекты и недостатки будут всегда, — горячо перебил Корнхойзер. — Но это не значит, что в целом система не сработает. Можно составить программу таким образом, что когда выявляются дефекты, то они самоизолируются в пределах системы. Система конструируется таким образом, чтобы сама могла справиться с присущими ей дефектами…

— Джим, что вы делаете? Это же оскорбление человеческого разума! Вы изначально и сознательно планируете «звездную войну» как войну электронно-вычислительных машин и к тому же видите в этом проявление некоего высшего гуманизма. Но ведь звездные сражения — не электронная игра, за которой можно с любопытством — и притом вполне безопасно — наблюдать на экране дисплея. В ее ходе наша цивилизация будет неизбежно стерта с лица Земли, — причем по команде компьютера. Да-да, не человека, а машины!

И причиной столь апокалипсического исхода может стать сбой программы или слабенькая искорка короткого замыкания в одном из миллиардов контактов, способная вызвать помутнение электронного разума. Это же кошмар! Вы рубите под корень дерево жизни, убеждая, что сваленному ему будет удобнее расти…

Корнхойзер примиряюще положил руку приятелю на плечо. Бейтс раздраженно стряхнул ее.

Из телефона-автомата в кафетерии универмага «Гернгросс» Блондин набрал телефон связника, назвал вполне безобидный пароль, выслушал ответ, сказал второй пароль и получил «чистый» номер того, кто руководил действиями его группы. Такова была процедура экстренной связи. Блондин не знал ни имени, ни облика этого человека, ни рода его занятий.

На другом конце провода словно ожидали звонка и тут же сняли трубку. После нового обмена паролями Блондин перешел к делу:

— Мы потеряли нашу ниточку к Мотылю.

— Она оборвалась…

— Вот как? И что теперь?

— Получите информацию от человека по имени Рей, черный, толстый, рост 5 футов 4 дюйма, возраст 43 года, зал номер 15 Музея естественной истории в Нью-Йорке…

Положив трубку на рычаг, толстяк в мятых брюках надел пальто и быстрым пружинистым шагом вышел из помещения резидентуры.

До Вены Бейтс и Корнхойзер добрались без проблем. «По-моему, Боб, мы увлеклись игрой в индейцев», — заметил Корнхойзер, сосредоточенно отряхиваясь у ворот оптового рынка, где их незаметно изрыгнул из своего опустевшего чрева рефрижератор. Сил таиться и заметать следы у них больше не оставалось. И ничего не случилось. Подъехали на такси к посольству, представились дежурному. Через десять секунд электрический замок зажужжал. Бейтс толкнул калитку. Они вошли. Спустя шесть часов умытые, выбритые и переодетые искатели приключений были доставлены лично генеральным консулом США в аэропорт. Бейтсу в Австрии делать было просто нечего, а Корнхойзер был срочно отозван «для консультаций».

Билетов на один рейс для Бейтса и Корнхойзера не нашлось. По словам консула, он имел четкое указание отправить их при первой возможности, и поэтому Корнхойзер летел в Нью-Йорк через Франкфурт, а Бейтс — часом позже, через Шэннон. Проведя обоих через зону регистрации и паспортный контроль в зал ожидания, американский дипломат не стал дожидаться посадки, поскольку спешил на совещание в посольство.

Вскоре объявили посадку на рейс Корнхойзера. Бейтс неожиданно удержал направившегося было к выходу приятеля:

— Джим, давай поменяемся посадочными талонами. Будет лучше, если я прилечу первым и встречу тебя. Мало ли что может случиться…