– Вот скажи, а без выпендрежа никак было нельзя? Без поломанных ребер и прочего? Какая тебе разница, женщины или евреи?
– Понимаешь, когда мы прочитали ее диссертацию… Насколько я понял из объяснений Антона, ее интересовала реакция референтной группы на угрозу угнетения. Ну, типа: если завтра по Сети объявят, что будут вешать каждого десятого – какой процент сразу возьмется за ружье, какой тут же побежит мылить веревки, что будет между полюсами… Мерлин сказал, что женщины сразу дали большую выборку, а мне показалась в этом какая-то… принципиальная позиция. Подставлять группу, к которой принадлежишь сам.
– Да ты идеалист. По-моему, ее просто перло, что она поимела и мужиков, и теток. И совсем не обязательно было давать себя избивать для ответа на этот вопрос.
– Ну, у меня были… и другие задачи.
– Какие? Меня до инфаркта довести?
– Я работал на камеру. Камера зафиксировала, что она плохо обездвижила меня. Зарвалась.
– А на самом деле?
Он снял повязку с руки.
Марта потрясенно умолкла, даже дышать забыла.
– Внутренние повреждения остались, я чувствую, что мышца еще не до конца срослась.
– Ты…
– Нет, конечно. Она не смогла бы меня пить – сразу почуяла своего.
– Но ты…
– Я был, да. Нелегально и почти нечаянно. Все сложилось плохо. А потом меня исцелили – тоже почти нечаянно, повторить номер на бис не получается.
– Как?
– Действие Божьей благодати как объяснение тебя устроит?
– Нет.
– Так и знал. Других не будет.
Марта прекрасна. Она даже сама не знает, насколько прекрасна, с ее тициановскими обводами. С ее полной противоположностью тому, что осталось на мокром асфальте сквера на Страстном.
– Вас много таких?
– Мало. К сожалению.
– Твои друзья?
– Вот они просто тренировались. Ну, Костя – священник, это тоже работает.
– Зачем ты все это мне рассказываешь?
– Тебе неделю назад пришло письмо от Эгиля. И ты на него ответила, Фригг.
Она промолчала.
– Ты наверняка задавалась вопросом: читаю ли я тебя. Да, конечно. С самого начала. И мне с самого начала нравится эта книга. Ты знаешь, в диссертации Анисьевой вам тоже нашлось место. Группа G. Те, кто очень медленно запрягает, но недовольство высказывает сразу, решительно и обычно в летальной форме. Два процента от общего числа.
– Ты больше не приедешь?
– Нет. Ты же ответила на письмо. Значит, с тобой мы больше видеться не можем.
– Безопасный секс.
– Я знал, что ты поймешь.
Тепло. В ней столько тепла, что всякая смерть кажется совершенно невозможной. Амазонка, мать амазонки.
– Он написал правду? Что мне не придется переступать через закон?
– Клянусь, что ты, если сама не захочешь, не переступишь его и на полпальца. Это оценят. Уже оценили. Хирургов и так до хрена – нужны терапевты. Нужны те, кто просто делает свое дело.
– Ты его тоже делаешь здорово. Ты отличный оперативник.
– Да. В тени, где не можешь действовать ты.
– Могу.
– Но не должна. Кто-то должен оставаться человеком света.
…И когда она смеется, она такая живая.
– Ты что? Ты собрался трахаться со сломанными ребрами? Или они тоже зажили?
– Не, кости срастаются дольше всего. Где-то до утра. Но самое-то главное я уберег. Ох, у нее и каблуки! Хорошо хоть не шпильки. И вообще, я сейчас воспользуюсь победой феминизма, лениво завалюсь на спину, закрою глаза и буду думать об Англии.
– Нельзя просто так завалиться на спину, закрыть глаза и думать об Англии, Карастоянов. Не со мной.
Владимир Серебряков родился под совершенно другой фамилией в городе Рига, где и проживает в настоящее время. Закончил медицинский институт, но ни дня не проработал по специальности. Заведовал редакцией фантастики издательства «Полярис». Переводил на русский язык произведения Филлипа Фармера, Урсулы Ле Гуин, Брюса Стерлинга, Питера Гамильтона, Майкла Стовера, Генри Бима Пайпера, Питера Уоттса. Автор двух сольных романов и четырех, написанных совместно с другим рижским фантастом Андреем Улановым. Дважды лауреат премии имени Тита Ливия за лучшее произведение в жанре альтернативной истории – за 2005 год (в номинации «роман») и 2008 год (в номинации «рассказ/повесть»).
Подобные описанному в этом рассказе Станиславу углеродные планеты пока остаются гипотетическими – технические возможности нынешних орбитальных телескопов не всегда позволяют проанализировать состав атмосферы экзопланет, – но кандидаты на их место (такие, как 55 Рака е) уже есть.
Владимир Серебряков
С другой стороны
– …Я одним ударом раскроил его от плеча до пояса, так что смазка брызнула, но робзбойники не устрашились, и…
Разряд.
Темнота. Тишина.
Скафандр перезагружался постепенно, посистемно. Изображение на визоре пропало на секунды, вернулось в оптическом диапазоне. На мгновение Данилу открылась заново жуткая красота окружающего мира.
Тысячи оттенков черного, бурого, металлически-серого. В глиняном небе плыли асфальтовые тучи, рассыпаясь непрерывными каскадами молний, озарявших пейзаж ярче невидимого солнца. Ветви из черненого хрома раскачивались на магнитном ветру. Лиловые радуги играли на кляксах разлитой смазки, и желтели наросты ферроцена у высыхающих бензиновых луж.
По мере того как подгружались маскирующие алгоритмы, мир, терял причудливое величие. В чужой монастырь не лезут со своим взглядом – местные жители воспринимали мир, по большей части, эхолокацией в непрестанном громе разрядов, и трудно было преобразовать их не-зрение в формы, ясные для землянина. Ограничиваться оптикой не позволяли условности контакта: то, что аборигенам казалось очевидным, в зрительном диапазоне могло не существовать вовсе.
Последним заработал, отойдя после электромагнитного удара, переводчик.
– …И я гнал их в одиночку до самой Медной горы, хвала Всепрограммисту! Ха, славная была драка!
Барон от избытка чувств стукнул кибаргамака по крупу передней левой ногой. Скакун благородной булатной масти даже антенной не повел: выучка у него была под стать могучим электрыцарским дестройе, но в отличие от тех баронский трактор мог не только нести на себе закованного в изолирующую броню воина, но и мчаться, если нужно, с невиданной быстротой – качество крайне полезное для его хозяина, сделавшего себе карьеру капитана ландскнехтов как громкими победами, так и своевременными отступлениями.
– Да ты никак не слушал меня, бледнотик!
– Прошу прощения у благородного, – заученной фразой ответил Данил. – Меня оглушило молнией.
– Вот нелепое создание! – скрежетнул рехнриттер, размахивая свободной рукой и презрительно подергивая задними конечностями. – Если бы не объявленная тобой награда, никогда бы не взялся я… хм… совершить героический подвиг, избавив мироздание от злокозненного графа Дракула. Хотя, конечно, взялся бы, ибо достойно рыцаря изничтожать эксротаторов, имя и титул свои позорящих, низкопуляторов, сажекопов… – Барон понемногу распалялся; еще немного – и ему удалось бы убедить себя, что идея разбить дружину пресловутого графа, самого Дракула зарезать, а владения его вместе с титулом – присвоить, пришла ему в железную башку совершенно самостоятельно, из высших соображений феодальной морали, а не была туда вколочена при помощи крупной суммы денег. Конечно, бо́льшая часть аванса утекла по карманам срочно нанятых солдат: собственной банды ландскнехтов барону Ферроплексу для выполнения поставленной задачи определенно недоставало.
