как в Бритвальде Смитов и Джонсов, а может – так же мало, как Клэйборнов.
– Резонно, – согласилась леди Камилла.
– Что же касается секретаря госпожи Мингард, ничего пока сказать не могу, мы почти не сталкивались. Ну, разве что на прогулках с собаками… Но я понаблюдаю, – она снова разгладила платье на коленях и встала. – Я могу идти, миледи?
– Спасибо, Биддер, – Камилла кивнула. – Скажите, а вы довольны пребыванием на этом острове?
Тут Полина смогла наблюдать зрелище, по редкости своей сравнимое с северным сиянием: камеристка улыбнулась.
– О да, миледи. Я давно так не веселилась!
Глава 24, (в которой обсуждаются родственные связи, их вред и польза)
О том, что сегодня нет ни кухарки, ни готового ужина, обитатели виллы «Магнолия» вспомнили уже к вечеру, когда проголодавшийся Юра спустился на кухню и полез в холодильный ларь. Некоторое время он созерцал содержимое этого агрегата, потом со вздохом закрыл дверцу и спросил:
– А что, пирога не осталось?
Полина услышала этот провокационный вопрос из гостиной и отозвалась ворчливо:
– А не ты ли его доедал вчера ночью?
– Я, это правда. Тогда другой вопрос: мы ужинать будем?
Взглянув на часы, Полина признала справедливость этого требования: стрелки вплотную подошли к восьми часам.
– Вариантов у нас два: пойти в таверну или сварганить что-нибудь самим, – сказала она. – Но моих способностей хватит не на многое, оладьи какие-нибудь могу испечь.
– Оладьи? Это что? – переспросила леди Камилла.
– Что-то типа галльских крепов, но толстенькие.
– Не уверена, что мне хочется крепы на ночь. Утром – другое дело. Предлагаю оставить их до завтрака. Помнится, вы предлагали ужинать сыром, вином и фруктами?
Но тут воспротивился Юра.
– Это не еда, – категорически заявил он. – Это… козий корм. Я мужчина, мне нужно мясо!
Полина хмыкнула, леди Камилла мягко улыбнулась.
– Ну, раз так, придётся пойти снова в таверну. Только давайте в другую, у Стефаноса мы обедали, пойдём теперь к Павлосу.
Вся разница между этими двумя заведениями была в том, что Стефанос располагался справа от виллы, а Павлос – слева. Тем не менее, Юра глубоко задумался, потом кивнул.
– К Павлосу – так к Павлосу!
Вот так и получилось, что, возвращаясь вдоль берега моря после позднего и обильного ужина, уже почти возле «Магнолии» они столкнулись нос к носу с суб-лейтенантом Стоматули.
Юра, который был не в курсе полученных его тёткой сведений, равно как и её сложных душевных переживаний, кинулся ему навстречу с радостным воплем.
– Костас! А мы ужинать ходили, жаль, что ты не пришёл!
– Добрый вечер! – поздоровался со всеми суб-лейтенант. – Я слышал, сегодня у Павлоса особенно удачной была дорада.
– Да, мы в этом убедились, – согласилась Камилла. – Заглянете к нам на бокал вина?
Молодой человек замялся.
– Ну-у… Если только на минутку. Мне завтра надо вставать очень рано, ехать в Агия Стефани, это в горах. Там что-то непонятное произошло со стадом… Впрочем, вам это неинтересно, простите.
Говоря всё это, он развернулся и пошёл рядом с леди Камиллой. Отставшая Полина дулась.
– Ну почему же, – дипломатично ответила леди Камилла. – Это картинка здешней жизни! Но почему вы едете выяснять, что произошло со стадом, вы же не ветеринар?
– Ветеринар уже там. Он-то меня и вызвал, подозревает, что овцы не сами наелись чемерицы, кто-то подложил её в корм.
Вернее, разбросал по пастбищу.
– Видимо, хотели досадить хозяину?
– Скорее всего.
Разговор увял. В молчании они дошли до «Магнолии». Юра попрощался и ушёл к себе, а дамы вместе с гостем прошли в гостиную. Неслышимая и почти невидимая Биддер подала вино и сыр, и села возле камина, в самой густой тени. Суб-лейтенант разлил белое вино и с улыбкой сказал:
– Ямас!*
Разговор начала Полина, и начала не слишком-то удачно, попросту бухнула, как в прорубь.
– Скажите, господин суб-лейтенант, вам что-то говорит имя Ирини Стоматули?
– Конечно, – спокойно ответил Костас, ставя на стол бокал. – Это моя кузина, дочь троюродного брата моего отца. Но я, признаться, её почти не помню, она умерла ещё до моего первого совершеннолетия.
– Вы в курсе причин её смерти?
– Да. В какой-то момент, когда я… ну, скажем так, начал свой подростковый бунт, мне рассказали эту историю. И показали снимки, как выглядела Ирини за год до смерти и после. Вы ведь знаете, как выглядят жертвы чёрного лотоса? – дамы дружно кивнули. – Ну, вот. Мне хватило насовсем, поверьте, – тут суб-лейтенант улыбнулся невесело. – Я понимаю, почему вы спросили. По моему мнению, в такой ситуации мстить стал бы только дурак. Я сделал для себя выводы, решил, что отец Георгий явился лишь орудием, но никак не убийцей, и ни разу с ним даже не заговаривал о той истории.
– А он? – спросила Камилла; глаза её горели сочувствием.
– И он тоже. Хотя пару раз я ловил на себе его взгляд… такой, будто он хочет что-то сказать. Но не случилось. Так что я не убивал его и даже не помышлял об этом. Если хотите, могу дать магическую клятву…
– Не нужно, – прервала его Полина. – Мне достаточно вашего слова.
– Согласна, – кивнула леди Камилла.
– Благодарю.
Тут возле камина раздался шелест, из тени выступила фигура камеристки. Биддер подошла к столу и сказала:
– Я кое-что вспомнила о Клаусе Шмидте.
Суб-лейтенант встал и, показывая на кресло, предложил:
– Прошу вас, кирия Элени, садитесь.
Полине на миг стало стыдно: совершенно чужой человек, оказывается, знает имя этой женщины, а она только сегодня удосужилась спросить… Но любопытство пересилило всё, даже смущение, и Полина превратилась в слух. Что же Биддер могла вспомнить о секретаре Сони Мингард?
Камеристка села на краешек кресла и привычным жестом разгладила на коленях платье.
– Точнее будет сказать, что я не вспомнила, а поняла. Поняла почти сразу же, как познакомилась с ним, но осознала только сейчас, – тут она посмотрела на свою госпожу; леди Камилла ободряюще кивнула, и Биддер продолжила. – Он не из Дойчланда и не из Острейха. Вообще, его родной язык – не дойч.
– Почему вы так подумали? – спросил суб-лейтенант.
– По его произношению. Не знаю, замечали ли вы, что на всеобщем бритвальдцы говорят совсем не так, как галлы, а жители Лация иначе, чем россы? И я сейчас не о любимых словах или оборотах, а о произношении.
– Поясните, пожалуйста, кирия Элени, – попросил Костас.
– Пожалуйста. Московиты смягчают твёрдые согласные и говорят «зерькало» и «дожжь». Галлы картавят и говорят чуть в нос. Дойчландцы смягчают твёрдую «л» и грассируют, их «р» звучит раскатисто, чего в речи господина Шмидта нету вовсе.
– А что есть? – Полина даже вперёд
