На Сенеже «уазик» прежде всего подъехал к местному отделению милиции. При появлении Рахманова начальник отделения вызвал в кабинет двух участковых.
Когда Рахманов показал им перефотографированные рисунки, сделанные Чирковым, первый, изображающий Вадима Павловича до операции, после беглого осмотра был отложен. Изучив второй, старший лейтенант сказал:
— Ну-ка, ну-ка. Никак заведующий базой отдыха. А?
— Базой отдыха? — спросил Рахманов.
— Да. Как же она называется эта база... «Рыболов Сенежья». Сейчас скажу... его фамилия... Зовут-то его Иван Федорович, а вот фамилия... Как же фамилия... На «шэ»...
— Шеленков?
— Шеленков. — Участковый положил снимок. — Занимаетесь им?
— Пока нет. Но, похоже, буду. Давно он здесь у вас?
— Года два. Раньше работал на дальнем конце озера. В пансионате. На «Рыболов Сенежья» перебрался прошлой осенью.
— И что вы можете о нем сказать?
— Что о нем скажешь... Вроде тихий человек. Занимается своим делом. Спокойный, обходительный, Пьяным я его не видел. Насчет браконьерства тоже не замечен. Вообще-то он пожилой.
— Семья?
— Одинокий. Знаю точно, поскольку он там и прописан. На базе.
— Давно его видели?
— Признаться, давно. Последний раз, чтобы не соврать, кажется, в июле. Да, в июле. Тогда он в отпуск уходил.
— Насколько я знаю, там есть еще сторож. На этой базе.
— Есть. Голиков Николай Иванович. На Сенеже лет десять, если не больше. Еще и базы не было, а он уже работал.
— Тоже одинокий?
— Да нет. Правда, жена у него умерла. Но здесь, в Солнечногорске, дети, внуки. Так что живет он на два дома. Зимой в Солнечногорске, остальное время здесь, на озере. У вас что, подозрения? Насчет Голикова?
— Если честно, больше подозрений у меня набирается насчет Шеленкова. Что же касается Голикова... Меня интересует, мог ли он войти в сговор с особо опасным преступником?
— Этот особо опасный преступник... Уж не Шеленков ли? А?
— Может, и Шеленков.
— Ну, да, ясное дело. Раз его портрет размножается.
— Так что вы думаете насчет Голикова? Можно ему верить?
— Не знаю. — Участковый хмыкнул. — Вообще-то Голиков — человек честный. Да и у всех на виду. Думаю, вряд ли он пойдет на сговор с преступником.
— Какие у вас с ним отношения?
— Нормальные. Все ж какой год толчемся рядом. На Сенеже.
— Мне с ним нужно сейчас поговорить. Поможете?
В «уазике» участковый сообщил Рахманову, что зовут его Михаилом Маркиным. Минут пять проехав вдоль берега, машина затормозила у ворот «Рыболова Сенежья». Когда Рахманов вместе с Маркиным подошли к забору, на них, как и в прошлый приход Рахманова, бросилась немецкая овчарка. Вглядевшись, Рахманов узнал старого знакомого, Дика. Посмотрел на Маркина:
— Собачка-то злющая. А?
— Раньше здесь другая была собака. Та зря не бросалась. Обучена была специально для базы.
— Куда ж она делась?
— Николай Иванович жаловался, пристрелили ее. — Маркин вгляделся. Крикнул: — Эй! Есть кто?
Собака, охраняющая «Рыболов Сенежья», интересовала Рахманова и раньше, но лишь из-за поисков несоответствий в показаниях Лотарева. Теперь же выясняется, собака здесь новая. А старую пристрелили. Интересно, когда и почему?
— Пристрелили?
— Ну да. Летом. — Маркин посмотрел на Рахманова. — Да у нас тут бывают такие вещи. Люди ж разные.
Послышались шаги, из-за домика вышел Голиков. Увидев Рахманова и Маркина, крикнул:
— Дик, лежать! — Кивнул: — Проходите. Ворота открыты.
— Как жизнь, Николай Иванович? — спросил Маркин. — Никто не обижает?
— Кто меня обидит? Я сам кого хочешь обижу. Проходите, проходите, здесь поговорим.
На территории базы Голиков сказал:
— По-моему, Андрей Викторович? Не ошибся?
— Не ошиблись.
— Давайте сядем вон на ту скамейку. Вы ведь наверняка снова что-то хотите узнать?
— Верно, хочу.
— Я, наверное, на бережку посижу, — сказал Маркин. — У причала. Если что, позовете.
Маркин ушел. Усевшись с Голиковым, Рахманов спросил:
— Николай Иванович, ваш заведующий еще не вернулся?
— Заведующий? — Не дождавшись ответа, Голиков поднял камешек. Швырнул. — Пока нет.
— Вы ведь хорошо его знаете?
— Ну, знаю. Год все же вместе. Часом, с ним не случилось ли чего? Он ведь третий месяц из отпуска не выходит.
— А я у вас хотел спросить: почему он не выходит? Не знаете?
— Да нет. Пропал с концами. Я уже беспокоиться начал.
— Вообще-то вы могли сказать мне о пропаже Шеленкова раньше. При нашем первом разговоре.
— Раньше? — Голиков покачал головой. — Вы же в прошлый раз ни словом не заикнулись о Шеленкове. Интересовались каким-то художником. Что ж мне лезть, если меня не спрашивают?
— Ну все же, пропал человек. Я бы побеспокоился.
— Теперь и я беспокоюсь. Тогда же думал, обойдется.
— Расскажите, что это за человек?
— Шеленков-то? — Голиков задумался. — Ну, в общем, человек он неплохой. Правда, молчун. Бывает, за весь день слова не вытащишь. В душу зря не лезет, дело свое знает. И главное — от работы никогда не отлынивает.
— А что входит в его обязанности? Как заведующего?
— Это только так... звучит громко: заведующий. У нас же здесь, на базе, вся работа поровну. Неважно, кто ты: сторож, заведующий. Ну что мы здесь делаем... Принимаем отдыхающих. Следим, чтобы всюду был порядок. Инвентарь бережем, причал, лодки, все остальное. Чистоту поддерживаем. Так что с Иваном Федоровичем мы всегда честно делили все трудности. Без обмана.
— Что, Шеленков прямо тут и живет? На базе?
— Да. В этом самом домике. Справа моя комната, слева — его. Тут у него все: дом, работа, имущество. Вон его окно, видите?
— Вижу. Какие-нибудь родственники у него есть?
— Никого. Круглый бобыль. Он мне рассказывал: жена его лет пять назад умерла.
— Где, не знаете?
— Где-то на Севере. Детей у них не было. Так он говорил.
— Хоть письма-то ему приходят?
— Нет. За весь этот год ни одного.
— Ну а знакомые? Приезжал к нему кто-нибудь?
— Да нет. Я не видел. Здесь уж точно все его знакомые, отдыхающие. С ними Иван Федорович и занимается.
— Здесь... А в Москве?
— В Москве... Вообще-то несколько раз он оставался в Москве. С ночевкой. Утром уедет, вечером следующего дня приедет. Если он у кого-то ночевал, значит, этих людей знал.
— Вам он не говорил, у кого ночевал? Хотя бы намеком?
— Нет. Да и я у него никогда не спрашивал. Все равно бесполезно. Отмолчится.
— Ну а бывало, что он уезжал дня на три? На неделю?
Голиков задумался.
— Вы что-то вспомнили? — добавил Рахманов.
