— Что значит — пока?
— А то и значит, что срок его жизни и состояние его здоровья будут теперь напрямую зависеть от вас, голубушка.
Ирина, с трудом продираясь сквозь густые клубы сизого дыма, раскопала у него в голове смутный образ Рената, лежащего на чем-то вроде соломы. Ренат, в отличие от нее, был связан и без сознания. По крайней мере, Колесник представлял его себе таковым.
Она огляделась в астоме и поняла, что этой ее вылазки Колесник все-таки не заметил. И то хорошо.
— Что вы имеете в виду?
Время! Время! Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Хотя бы настолько, чтобы подглядывать за тем, что творится в голове у этого маньяка.
— Что я имею в виду? Ну что ж, пойдемте, посмотрим на то, что я имею в виду. Вставайте, вставайте! Ходить вы можете, хотя бег трусцой по пересеченной местности, боюсь, у вас сегодня не получится. Да и завтра тоже навряд ли. А мы, в свою очередь, постараемся сделать так, чтобы вам не слишком хотелось расходовать свои и без того не бог весть какие физические и психические силы. Очень постараемся.
Ирина поднялась с лежанки. «Что-то вроде деревянного, грубо сколоченного из неоструганных досок топчана, — заметила она для себя. — Заборы они, что ли, в окрестных деревнях разбирали?» Тело было вялым и слабым, и идти никуда не хотело. А хотело оно лежать и приходить в себя. Но Ирина рывком подняла себя с топчана и пошла к выходу из землянки, на который жестом указал ей Колесник. И порадовалась еще раз: впереди он идти явно не хочет. «Не хочет, чтобы я оставалась у него за спиной. Значит, что бы он ни говорил, меня он все-таки опасается».
Они вышли на неширокую, залитую утренним солнышком полянку. «Интересно, — подумала Ирина, — это утро следующего дня, или я тут у них провалялась несколько дней? Впрочем, судя по тому, что Колесник пока ничего не знает о возвращении Виталика, это все-таки утро следующего дня. В противном случае он знал бы о возвращении Виталика».
Колесник вывел ее на берег небольшого озера с на удивление чистой водой — а ведь судя по карте, здесь на десятки километров болота. «Должно быть, родники», — подумала Ирина. Под кочковатым берегом начинался слой сухого лежалого камыша, следы весенних половодий. И вот там-то, на этом камыше — а вовсе не на соломе, как ей показалось на астоматической картинке — она увидела Рената. Тот действительно был без сознания и лежал в тени, под стволом корявой осины. Руки у него были туго привязаны к древесному стволу. Ноги расставлены, и каждая притянута веревкой к глубоко вбитому в глинистый берег колу. Кроме того, на многочисленные колышки были натянуты и обхватившие его тело вдоль и поперек веревки. Так что очнувшись, Ренат никак не смог бы пошевельнуться.
— Гулливер в стране лилипутов, — елейно улыбнулся Ирине Колесник, – Здесь, на ярком солнечном свете, он показался Ирине и вовсе омерзительным. Тощий мелкотравчатый субъект с преждевременно сморщившимся востроносым личиком и какими-то мелкими, суетливыми движениями. «Как-то, кажется, называется этот симптом, — припомнила Ирина. — Был бы Виталик, он бы наверняка подсказал. Н-да. Был бы Виталик».
— Осмелюсь заметить, пришит он к нашей белорусской матушке-земле накрепко. Москаль-захватчик. Хотя, кажется, он не совсем москаль — если судить по фенотипу. И, знаете, какая выходит неприятность. Мои девочки, которые занимаются высшими растениями — а мы, как вы уже, наверное, успели понять, занимаемся отнюдь не только животными и насекомыми — так вот, вбили себе в голову поставить эксперимент по скоростному росту. Сразу двух растений: рогоза, в просторе- чьи именуемого камышом, и этой вот, давно уже нами прирученной осины. Вернее, не всей осины, а только ее корневой системы. Причем решили они этим заняться почему-то именно на этой крошечной площадочке, на которой сейчас отдыхает ваш друг. Говоря, что эта осина — наш друг, я ничуть не преувеличиваю. Как не склонен преувеличивать и способностей моих маленьких помощниц. Вы знаете, еще год назад это дерево росло почти в двадцати метрах отсюда. И, заметьте, никто его не выкапывал и сюда не пересаживал. Да у нас, собственно, и нет тяжелой землеройной техники. Просто девочки, скажем так, убедили эту осину в том, что почва здесь несколько лучше, чем в месте ее предыдущего обитания, и в том, что она может самостоятельно перемещаться. И вот результат.
Ирина прикидывала, хватит ли у нее сейчас сил выключить этого придурка простым и действенным ударом сбоку в основание черепа. А потом отвязать Рената, поставить вдвоем хоть какой-нибудь порядочный астом и сделать отсюда ноги. А потом вернуться и разнести всю эту халабуду с ползающими по болотам осинами вдребезги.
И тут же, словно бы в ответ на ее мысли, на пригорке показались четыре волка. Четыре крупных матерых зверя о лобастыми тяжелыми головами и неприятно тлеющими из-под надбровных дуг непроницаемыми угольками глаз. В астоме ее захлестнуло густой волной неприязни и подозрительности, и еще какого-то, на омерзение и физическое отторжение похожего чувства, источником которого явно были не сами звери. Причем источник этот приближался. А потом обнаружился и сам и оказался невысокой худенькой черноволосой девочкой с пронзительно-серыми глазами.
— Это, так сказать, почетный эскорт, — обернулся к ней Колесник. — Для вашей и нашей безопасности. А то вдруг вам, несмотря на упадок сил, придет в голову меня убить. Вдруг вы помимо неведомых мне — пока! — психотических техник владеете еще и всякими разными мерзкими приемами убийства себе подобных голыми руками. Так вот, предупреждаю, эта четверка — проверенные бойцы. И если вы только дернетесь лишний раз не так, как вам положено дергаться, если вы, не дай бог, попытаетесь поднять на меня руку или, скажем, ногу — прошу прощения за не слишком удачный каламбур: слишком много, видите ли, общаюсь о четвероногими нашими братьями, — то вы рискуете остаться без руки. Или без ноги. А с медикаментами у нас тут беда. И заражение крови вам, вероятнее всего, гарантировано. Чтобы смерть в таком случае не казалась вам слишком легкой.
— Ладно, — сказала Ирина, — воля ваша. Я, собственно, ногами едва шевелю, куда мне кулаками махать.
Проговаривая фразы, она параллельно пыталась прощупать, чем забита голова у этой девочки. Колесниковского туману там было, хоть отбавляй. А то, что попадалось на относительно чистых участках, не оставляло практически никакой надежды зацепиться. Боль, задавленное и старательно вытесненное из памяти страдание, переросшее, очевидно со временем в озлобленность и в культ силы. И в качестве доминирующего мотива — стайные рефлексы. Да, именно так. Именно на этом, дочеловеческом уровне, рефлексы. Н-да, нечего сказать, умеет Колесник подбирать себе кадры, нужно отдать ему должное. И оч-чень здорово их потом обрабатывает. Дрессировщиком бы вам в цирке работать с такими-то талантами, а вы вон куда подались — в биолектические диктаторы.
— Ну так вот, — Колесник глядел на Ирину водянисто-серыми глазками и улыбался одними уголками тонких губ. — Я не знаю, что у вас на уме — не могу пробиться, черный ящик. Хорошая у вас защита. Но что бы там ни было, процесс уже запущен. Сейчас под спиной у вашего приятеля, а также и под другими частями его потенциально многострадального тела, прорастает три десятка побегов рогоза. Они только с виду кажутся ломкими и хрупкими. Зато пробивная сила у них такая, что бетон вскроют. Наша селекция. Рекомендую. А кроме них к поверхности примерно в тех местах, где у человека находятся основные болевые центры, пробивается полтора десятка корней нашей старой подружки осины. Расти они станут не слишком быстро. По сантиметру, по полтора сантиметра в сутки. Мы могли бы, конечно, сделать так, чтобы это было быстрее, но тогда он слишком быстро умрет. От потери крови. Мы постараемся свести потерю крови к минимуму. Так, чтобы отверстия не затрагивали основных, жизненно важных сосудов. А там, где это возможно, корни и вовсе станут проникать в тело вашего друга через естественные отверстия. Только расти они станут заметно быстрее. Пять сантиметров в сутки. Семь. А то и десять. Смею вас уверить, мучиться он будет страшно. А вы тем временем будете учить меня вашим супертехникам. Под бдительным присмотром нашего эскорта. На всякий случай. Если успеете вспомнить все, что знаете и вбить в мою не слишком понятливую старую голову, то у вас есть шанс снять вашего приятеля с этого экспериментального поля. Если нет — что ж. Тогда после того, как он перестанет сперва кричать, потом стонать, а потом и дышать — очередь ваша. Решайте. Я вас не тороплю. До следующего утра у вас есть время. Но только вспоминайте иногда, что мои девочки уже отдали росткам и корешкам соответствующие команды. И те уже принялись отрабатывать программу. Ночью он очнется. И почувствует, что кроме пары чувствительных укусов и ушибов — он, видите ли, в отличие от вас, и в бессознательном состоянии пытался сопротивляться, пришлось его слегка поучить, — у него есть еще около полусотни очагов болевых ощущений. А утром мы придем сюда снова.
