Когда очередной враг был побеждён, они снова становились людьми, и продолжали заниматься своими мирными делами». Не отбирает бахлаватка души и не убивает она людей! Конечно, она уже не похожа на ту бахлаватку, которая делала из людей невидимых богатырей. Она тогда была наполнена добрым колдовством, а нынешняя бахлаватка прошла через много чёрных рук, её сущность изменили. Но в ней никогда и не было силы завладеть душой человека. Это просто невозможно! Во мне словно сломалась тонкая грань между домыслом и пониманием сути. Я почти побежала к полю, где стояло одинокое дерево. Только бы Сиверко меня выслушал, только бы он мне поверил! Я пошла кромкой леса. Справа раздался лёгкий свист, потом звук, похожий на стук перекатывающихся камушков. Я огляделась. Что я собиралась увидеть? Маленьких ящериц? Или ветер? В небе вспыхивали звёзды, но тут же скрывались за невидимыми тёмными облаками. Я остановилась. Справа опять раздался свист.
И тут я разглядела метрах в ста от себя легкий дымок, похожий на сгорбленную фигуру. Вокруг него по земле всполохом пробегали синеватые огни. Я пошла к ним. Чем ближе я подходила, тем яснее слышала тяжёлое дыхание, и видела, как большая невесомая фигура дрожит, и её плечи поднимаются и опускаются в такт дыханию. Я остановилась у границы, очерченной синими огнями. Синее пламя вырывалось из пасти чёрных драконов, окруживших стоявшую посреди круга фигуру Сиверки. Драконы были ростом с кошку, но никто бы, видевший их, не стал по этому поводу шутить. Выглядели они очень серьёзно. Сиверко пошевелился, попытался дотянуться до меня, но снова сжался и замер. И я услышала его голос:
— Я не хочу умирать.
— Ты не умрёшь, ты бессмертен.
Раздался то ли смешок, то ли кашель:
— Никто не бессмертен. Не для этого ты пришла сюда.
Потом снова повторил:
— Я не хочу умирать.
— Я думала, ты не боишься смерти. Ты же с лёгкостью забирал жизни у других. Думаешь, они хотели умирать?
— Я не хотел для себя такой жизни.
— Я знаю. Но уже ничего не исправить. Двадцать восемь лет назад четыре человека, совершили такой грех, что расплачивались за него всю свою жизнь. А может и до сих пор расплачиваются. Ни ты, ни твой брат Павел, ни в чём не виноваты. И теперь ты хочешь наказать своего брата, который ещё неделю назад ничего о тебе не знал. Это справедливо?
— Что такое справедливость?
Я не знала, как объяснить ему, что такое справедливость. И поэтому просто сказала:
— Для Павла это не будет справедливостью.
— Ты знаешь, что со мной было в мой первый день на земле, когда я очутился в потоке ветра? Я летел в холодном воздухе, меня крутило и бросало, вокруг меня проносились земля и небо, постоянно меняющиеся местами. Со всех сторон на меня обрушились звуки, которые меня пугали. Я падал на землю вместе с ветром, меня тащило по дороге, потом поднимало вверх, я летел под облаками, потом снова бросало на землю. Не было этому конца. Я кричал, но крик мой никто не слышал, я плакал, но слышал это только я. Я не знаю, сколько меня носило, но, наверное, очень долго. Где-то внутри меня пришло понимание, что этот неправильно, что так не должно быть. Первый раз я себя осознал, когда устав от всех потрясений, я каким-то образом смог остановиться, и понял что спасение возможно. Я не знаю, откуда ко мне пришло это слово. Я повторял про себя: «Спасение, спасение, спасение». Я слушал себя, слушал мир вокруг себя. И в этой наступившей тишине я вспомнил, как теплые руки держали меня, а рядом был кто-то, очень близкий, и этот кто-то ждал меня. И я прилетел туда, к месту моих воспоминаний. Я метался там, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь след, чтобы вернуться, но я нашёл только один след. Чёрный. Прошло много времени, пока я научился лететь туда, куда я хочу. И я снова прилетел к этому следу, и полетел по нему. Этот след тянулся до тёмного окна, закрытого шторами. А за этим окном сидело чудовище, окружённое чёрными вещами, чёрными мыслями. Я услышал его мысли и ужаснулся. А ещё, оно боялось меня. Но его страх напитал меня. И тогда я первый раз убил. Но для меня это тоже стало потрясением, я как будто стал тяжёлым. После этого я улетел далеко, чтобы не видеть людей. Люди тревожили меня. Там я встретил такого же, как и я. А потом ещё одного, и ещё одного. У каждого была своя история. Только у меня не было никакой истории, я родился ветром, и другой жизни я не знал. Я летал в горах, видел сияющие снежные вершины, и слышал их торжественную тишину. Я летал над морями, играя с дельфинами, и чувствовал на себе солёные холодные брызги. Я поднимал тучи песка в пустыне, и вместе с ними падал на прокалённый под солнцем песок. Я кидал охапки снежинок на далёком и холодном полюсе, и они сияли так же ярко, как и солнце, которое там никогда не заходило за горизонт. Иногда радость от всего этого захватывала меня, и я забывал обо всём. Но ненадолго. Везде были люди. Иногда я следовал за ними, ложась вечером к их ногам, и грелся вместе с ними у костра. И слушал, слушал, слушал. Сначала многое было мне не понятно, но шло время, принося с собой опыт и горечь. Я слушал людей и сам учился говорить. Они были разные, эти люди, но они всегда куда-то шли, к чему-то стремились. И я хотел вернуть себе ту жизнь, которую у меня отняли. Единственное, что я любил и люблю в своей жизни, так это полёт. Ни с чем несравнимое чувство свободы и бескрайнего неба, и ты, летящий так высоко, что думаешь, что остался один на всём белом свете.
Сиверко тяжело вздохнул, синие огни застучали по нему и он снова съёжился.
— Люди не умеют летать, но они всегда мечтали о крыльях. У тебя есть крылья. Так зачем ты вернулся сюда?
— Многое можно узнать о жизни, когда слушаешь, о чём говорят люди, не подозревая, что кто-то ещё подслушивает их. Если бы ты знала, свидетелем каких событий я был! И сколько тайных откровений выслушал! Именно от людей я узнал, что месть, это лучшее лекарство от горьких воспоминаний. А мой собрат привёл меня к человеку, который видит нас, и который видит события, предшествующие нашему рождению. Собрат назвал его шаманом. Я узнал о
