всегда, выкручиваться.
— Хорошо, но тогда ведь получается, что вода с неба вообще никак не реагирует на ионы воздуха?
— Вода не реагирует, а если долго идет дождь, то ионов в воздухе становится меньше, а значит, и в осадках меньше. Но в осадках количество ионов не уменьшается, значит, вода уже содержит ионы, а такого не может быть.
— Допустим, дождь искусственный, но он же все равно должен реагировать с ионами воздуха?
— Да, конечно, вначале так и должно было быть, но только вот при длительных непрекращающихся осадках концентрация ионов в воздухе уменьшается, их практически нет, потому что дождь все ионы забрал.
— Ну а, может быть, можно это как-то по-другому объяснить?
— Другого объяснения быть не может… Хотя… Нет, конечно, оно существует, но является результатом большого количества допущений, а значит, не может быть верным.
— Хорошо, а все-таки какое еще объяснение могло бы быть?
— Например, наши пробы кто-то подменял, поэтому содержание ионов практически не менялось.
И как только я озвучил эту мысль, мне стало очевидно, что, пока я не побываю на нашем цитрогипсовом огороде и лично не отберу пробы, эту гипотезу отметать нельзя.
— Что случилось? — спросила Аня, видя, как я включаю правый поворот.
— Надо позвонить Валере, чтобы он завтра был на работе и никуда не уехал.
— Зачем нам к нему, ведь еще не подошло время?
— Именно поэтому нам и нужно к нему завтра. Впрочем, завтра ведь не рабочий день, так что я могу съездить и сам.
— Можно я поеду с вами?
У меня не было ни одной причины, чтобы отказать ей в этой просьбе, я и согласился, не догадываясь, к каким последствиям это приведет.
На часах было около четырех. Котовский не брал трубку. Конечно, там очень плохая связь, да и к тому же уже конец рабочего дня, так что, несмотря на мое неимоверное желание отправиться туда, я решил перенести все на завтра. Котовский всегда перезванивал, и поэтому договориться о приезде не должно было стать проблемой.
Автомобиль плавно вышел с остановки на траекторию к нашему НИИ. Дождь ненавязчиво постукивал по корпусу автомобиля, и фоном ко всему этому была вторая симфония Бородина. Звучали аккорды арфы, имитирующие перебор гусельных струн. После нескольких тактов, интонируемых кларнетом, вступает валторна, но ненадолго. Спокойствие нарушается, и в музыке начинает ощущаться угроза.
— И что мы будем делать? — спросила Аня.
— В каком смысле?
— Как мы будем искать, где находится источник дождя и что вызывает у людей состояние подавленности?
— Анечка, вы очень юная и наивная особа. У меня нет даже ни одного намека, каким именно образом дождь влияет на людей, и даже искусственность его происхождения находится под большим вопросом. Все это только гипотезы, требующие подтверждения, а вы предлагаете что-то делать. Что-то делать ради того, чтобы делать, — это глупо и бессмысленно, необходимо четко продумать план исследования и действовать согласно ему. За прошедшее время с начала дождя, по сути, я смог только доказать, что именно осадки (заметьте, не дождь, а осадки!) совершенно ни при чем. Осадки — это ведь просто капли воды, а дождь — это часть непрерывного движения воды в природе. И в это явление кто-то влез.
— И что? Вы теперь еще столько же будете снова двигаться в очередном направлении, чтобы зайти в тупик?
— Я всегда жалел о том, что в научных статьях необходимо показывать только положительные результаты, точнее, именно они, как правило, вызывают внимание общественности. С моей точки зрения, доказательство невозможности чего-то гораздо важнее, потому что открывает знания, которые становятся универсальным подспорьем в исследованиях.
— Что вы имеете в виду?
— Понимаете, при проведении экспериментов отсутствие знания о том, что какое-то явление не укладывается в определенные условия, приводит к тому, что большинство ученых вынуждены повторять одни и те же заведомо ошибочные опыты. Если бы я знал, что осадки не являются причиной странного поведения людей, мне не нужно было бы их изучать.
— Так и что мы будем делать теперь?
— Я уже сказал, что надо съездить на цитрогипсовый огород, чтобы проверить одну, а может, даже и не одну идею.
— И в чем же эта идея?
— Жизнь научила меня одному очень важному правилу: как только идея становится достоянием хотя бы двух людей, она оказывается ошибочной. Можете думать, что я суеверный, но подобные вещи повторялись в моей жизни столько раз, что это уже попахивает скорее богатым жизненным опытом.
— Не хотите говорить — и не надо, это ваше дело.
— Не обижайтесь, Анечка, но просто так будет лучше. Я могу вам рассказать другую мою идею, которая не связана с первой, но связана с дождем.
— Ну, давайте уж хоть что-то.
— Мне кажется, что то, что меняет людей — чем бы оно ни было, — меняет не всех.
— Почему вы так думаете?
— Вы когда-нибудь слышали об экспериментах «Третья волна» и «Эксперименте Милгрэма»?
— Нет, а что, должна?
— Конечно, не должны, они ведь не имеют никакого отношения к вашей деятельности. По сути, это два несвязанных опыта, первый из которых был не совсем научным, а, скорее, педагогическим примером того, как могло бы быть, если бы обстоятельства сложились определенным образом.
— Сейчас вот реально совсем ничего не поняла, — глаза Ани заблестели от предвкушения интересной истории.
— Оба этих опыта нужны были для того, чтобы понять, каким образом вполне нормальные люди начинают поддерживать действия, противоречащие нормам их этики и морали. Не буду вдаваться в суть экспериментов. Сейчас об этом легко можно узнать со страниц интернета, но основная мысль заключается в том, что достаточно подчинить какой-либо идее определенный круг людей с не очень крепкой психологической конституцией, но обладающих определенной властью, как в итоге большинство людей начнут подчиняться этим же правилам. Не нужно убеждать всех в своей идее — достаточно убедить или подчинить руководителей и сформировать большинство, и остальные, даже те, кто не подвергся воздействию, изменят свое поведение согласно большинству.
— И как вы к этому пришли?
— На летучке. Я же тоже был там и, честно сказать, в конце сам уже верил в то, что говорил, в эти инструкции, которые никогда не читал, но смог повторить почти наизусть, в то, что подчинение системе важнее всего. Это было как морок.
— Вы думаете, что дождь меняет мнение только определенных людей, а затем уже они вовлекают в эту идею остальных?
— Как-то так, но это опять всего лишь теория. Доказательств нет. Я даже не знаю, что служит спусковым механизмом такой формы поведения, и мне совсем непонятно, зачем и кому это нужно.
Мы
