ожидая увидеть за ней клиента, у которого стряслось что-то очень страшное и совершенно неотложное. Однако на пороге стояла Мария.
— Собирайся и поехали! — решительно потребовала она, по своей привычке уперев руки в боки.
— Куда?.. — растерянно моргнув, спросил Кайлен.
— Солстицию отмечать, негоже в праздник одному сидеть.
— Я не один, я вон, с Нивеном, — возразил Кайлен, махнув рукой на кресло, из которого громко хлюпнуло, а после из-за спинки высунулся сперва нос, а потом вся целиком лохматая голова.
— Спириду-у-уш! — умиленным тоном протянула Мария, будто Нивен был самым очаровательным в мире котеночком, а не регулярно громящим дом из неведомых никому соображений засранцем… впрочем, котята тоже так делали. Так что, возможно, у них и впрямь было много общего. — А погладить-то его можно?
— Она спрашивает, можно ли тебя погладить, — перевел Кайлен корригану, который всю жизнь прожил исключительно в домах латенцев, и другие языки, помимо высокого наречия и латенского, понимать принципиально отказывался.
— Гоже токмо с долженствующим почтением! — гордо заявил Нивен и снова хлюпнул виски.
— Он говорит, если уважительно, то можно, — перевел Кайлен одновременно на румельский и на человеческий.
— Наилучшайшим образом сюдыть, — добавил корриган, подняв правую заднюю когтистую лапу к уху.
— И лучше всего чесать за ухом, — сообщил Кайлен Марии, которая уже ринулась к креслу, тискать миленького спиридуша.
— Такой хоро-о-оший, — протянула она, снова очень умиленно.
— Вот видишь, я в отличной компании.
— Так, ну-ка давай не спорь! — резко посуровела Мария. — Там Горан на улице в повозке мерзнет, покуда ты тут со мной препираешься.
— Вы еще и вместе приехали! — всплеснул руками Кайлен. — Вы хоть раз без меня вдвоем остаться можете? — тон у него был возмущенный, но на лице против воли расплывалась широкая улыбка.
— А ты-то хоть раз можешь в праздник не ходить с видом, будто тут похороны? С этаким лицом одному в праздничный вечер сидеть — вовсе никуда не годится.
— Все-то вы замечаете… — пробурчал Кайлен, продолжая улыбаться.
— Ну, нешто мы не колдуны, а чурбаны липовые — не видеть того, что по всей морде написано? Собирайся давай, бабка с Ионелом там заждались, небось, уже.
— Да мне только пальто надеть, — пожал плечами Кайлен. — Подарков вам у меня все равно пока нет, я их к Рождеству покупать думал.
— Ну так и хорошо же, шементом успеешь, — заключила Мария и посмотрела на Нивена, который, полуприкрыв глаза, наслаждался «долженствующим» чесанием за ухом. — Спиридушик, миленький, ты ж не расстроишься, если мы его заберем?
— Мария спрашивает, готов ли ты остаться в доме один на праздник.
— Дык ить, отож, позволительно, — подтвердил Нивен и тут же принялся наливать себе в стакан виски до самых краев. — Весьма годно! — полюбовавшись полным стаканом, постановил он, закрыл крышку и вручил бутылку Марии, после чего принялся заворачивать в салфетку пирог. Видимо, тоже собираясь вручить им его с собой.
— Он полностью готов отпраздновать сам. И хочет, чтобы мы забрали с собой всю еду. И правильно хочет, конечно: на ней — очень серьезное праздничное благословение.
Вышли из дома они, невзирая на то, что им еще пришлось собирать корзину еды, действительно «шементом», замерзнуть Горан не успел.
— А теперь рассказывай давай, чего ты мрачный-то такой, — потребовала Мария, когда Горан стронул лошадь с места.
— Я уже куда меньше мрачный, — усмехнулся Кайлен, потерев лоб.
— И не отговаривайся тут!
— Нет, правда. У меня, видишь ли, некоторые сложные вопросы к себе и своей жизни возникли, на Йоль такое порой случается. Но кажется, благодаря вам я почти понял ответ.
— Не врешь? — спросила Мария, подозрительно на него покосившись.
— Я никогда не вру, неужели ты забыла? — улыбнувшись, спросил Кайлен.
Мария задумчиво потерла пальцами нижнюю губу.
— Да уж, вроде, тут особо извернуться с ответом негде… Горан, негде же?
— Негде, — подтвердил кузнец, глянул на Кайлена через плечо и добавил: — А что не рассказываете, какие там у вас вопросы — так это дело ваше. Надумаете, позже расскажете.
Кайлен улыбнулся и ему тоже, понимая, что ответ на его «сложные вопросы» на самом деле очень простой. Такие ответы всегда должны быть простыми, иначе они наверняка неправильные. Его место действительно было везде, много где, потому что «его место» на поверку оказалось не слишком маленьким, как ему чудилось в приступе меланхолии, а наоборот — слишком большим, чтобы так сразу это осознать.
Его место было у него дома, в книжной лавке; и в холмах, где жила его матушка и еще несколько эс ши, которые всегда были не против его видеть; его место было сразу во множестве домов Кронебурга, куда он мог прийти в любой момент; даже в Надзоре его место было не так уж редко, при всей его последовательной нелюбви к Пакту; и в лесу рядом с деревней теперь тоже, безусловно, было его место. Его место, чье угодно место в жизни было там, где ему было радостно находиться. И там, где ему были по-настоящему искренне рады.
Больше книг на сайте — Knigoed.net
