— Под ногами как будто лед, — заметил Родригес.
— Это не может быть лед, мы слишком высоко, здесь нет воды.
— Сухой лед.
— Ах да, — кивнул Футида. — Сухой лед. Углекислый газ из атмосферы конденсируется на холодных камнях.
— Да.
— Но сухой лед не скользкий…
— А эта штука скользкая.
Футида быстро соображал.
— Возможно, под нашим весом тонкий верхний слой сухого льда испаряется.
— Значит, у нас под ногами слой углекислого газа, — сразу же понял Родригес.
— Точно. Мы скользим по газовой пленке, как газовые подшипники.
— Значит, нам будет чертовски трудно передвигаться.
Футиде хотелось потереть больное место, хотя он понимал, что в жестком скафандре это бесполезно.
— Взойдет солнце, и лед растает.
— Не думаю, что его тепла хватит на то, чтобы все это испарилось.
— Сухой лед возгоняется при семидесяти восьми и пяти десятых градуса ниже нуля. По Цельсию, — вспомнил Футида.
— При нормальном давлении, — возразил Родригес.
Футида взглянул на термометр на правом запястье.
— Уже выше минус сорока двух градусов, — сказал он, в первый раз за все путешествие почувствовав себя довольным, — К тому же чем ниже давление, тем ниже точка кипения.
— Да, точно. Ты прав.
— Должно быть, этот участок находился в тени крыла самолета, — указал Футида. — Дальше, мне кажется, земля чистая.
— Тогда пошли на пляж, позагораем, — предложил Родригес без смеха.
— Нет, пойдем к кальдере, как собирались.
— Ты думаешь, здесь безопасно расхаживать?
Кивнув сам себе, Футида сделал пробный шаг. Камень был гладким, но не скользким. Он шагнул еще раз, затем другой.
— Может быть, нам следовало взять футбольные бутсы.
— Не обязательно. Теперь можно нормально идти.
Родригес проворчал что-то.
— Тем не менее будь осторожен.
— Хорошо, буду.
Пока Родригес сообщал на базу утренние новости, пользуясь мощным передатчиком в кабине, Футида открыл люк грузового отсека, и их оборудование съехало на землю. И снова он удивился, как эта хрупкая пластиковая машина смогла нести их и все имущество. Это казалось совершенно невозможным, но это была правда.
— Ты готов? — спросил он Родригеса, горя желанием отправиться в путь.
— Ага. Только дай мне проверить по компасу…
Футида не стал ждать, пока астронавт сверится с компасом. Он знал дорогу к кальдере так хорошо, словно координаты были выжжены у него в сердце.
Глядя в отверстие кальдеры, Родригес ощутил холодок неприятного предчувствия. Словно они стояли на краю гигантской дыры в мироздании, дыры, которая вела прямо в ад.
Ницше был прав, — сказал Футида, и Родригесу послышалось в его голосе благоговение, почти ужас.
Родригесу пришлось развернуться почти целиком, чтобы увидеть японца, стоящего рядом, безликого в громоздком скафандре, отмеченном лишь голубыми полосами на рукавах.
— Ты имеешь в виду то место, где говорится, что когда заглядываешь в бездну, то бездна глядит на тебя?
— Ты читал Ницше?
— По-испански, — фыркнул Родригес.
— Это, должно быть, интересно. Я читал его в японском переводе.
Хихикнув, Родригес заметил:
— Значит, ни ты, ни я не можем читать по-немецки, а?
Этот разговор разрядил напряжение. Кальдера была огромной, необъятной дырой, протянувшейся от одного края горизонта до другого. Они стояли над обрывом, глядя вниз, в темный, укутанный тенями провад, глубины которого никто не ведал, и это определенно выводило из ребя.
— Чертовски большая яма, — пробормотал Родригес.
— Такая большая, что туда может поместиться весь Эверест, — ответил Футида приглушенным от волнения голосом.
— Как долго спит это чудовище? — поинтересовался Родригес.
— Десятки миллионов лет по меньшей мере. Возможно, намного дольше. Это одна из вещей, которую нам предстоит установить, пока мы здесь.
— Как думаешь, собирается он снова ожить?
Футида рассмеялся дрожащим смехом:
— Не волнуйся, мы получим кучу предупреждений.
— Что, это я-то волнуюсь?
Они начали выгружать снаряжение, привезенное на салазках. Полозья были оснащены маленькими колесиками, покрытыми тефлоном, так что двое людей легко могли тащить салазки по неровной поверхности. По большей части они везли с собой снаряжение для скалолазания: крепеж, скальные крючья и длинные, свернутые кольцами куски троса из углеродного волокна.
— Ты действительно хочешь туда спуститься? — спросил Родригес, сверля в твердом базальте дырки для Футиды, который устанавливал там геометеорологические маяки. Датчики, встроенные в тонкие стержни, должны были непрерывно измерять колебания грунта, тепловой поток, исходивший из недр планеты, температуру воздуха, скорость ветра и влажность.
— Я много времени посвятил исследованию пещер, — ответил Футида, хватая перчатками очередной маяк. — Я долго готовился к этому дню.
— Ты? Занимался спелеологией?
— Это называется «изучение пещер». Термин «спелеология» используется редко.
— Значит, тебе не терпится забраться внутрь, так?
Футида понял, что на самом деле ему не хочется туда лезть. Всякий раз, входя в пещеру на Земле, он ощущал какой-то иррациональный страх. Но он заставлял себя карабкаться по пещерам, потому что знал: это станет существенным плюсом для него в борьбе за место в экспедиции на Марс.
— Да, не терпится, — ответил биолог, с кряхтением запихивая в дыру геометеорологический маяк.
— Грязная работа, — пошутил Родригес, перекрикивая вой электрического бура, — но кто-то должен ее делать.
— Человек должен делать то, что должен, — ответил Футида в том же залихватском тоне, что и напарник.
Родригес рассмеялся:
— Это не Ницше.
— Нет. Джон Уэйн[24].
Закончив приготовления, они направились обратно, к краю кальдеры. Медленно. «Неохота, — подумал Родригес. — Ладно, даже если мы сломаем себе шею, бродя там, внизу, по крайней мере, маяки установлены и работают».
Футида остановился, чтобы проверить показания маяков.
— Нормально передают? — спросил Родригес.
— Да, — послышалось в наушниках. — Интересно…
— Что?
— Тепловой поток из глубины здесь гораздо интенсивнее, чем в куполе или даже внизу, в Каньоне.
Родригес почувствовал, что брови его поползли вверх.
— Ты хочешь сказать, что вулкан все еще активен?
— Нет, нет, нет. Этого не может быть. Но там, внизу, присутствует какой-то источник термальной энергии.
— Надо было кукурузных палочек прихватить.
