Он оказался в тени. Солнце ушло. Подняв голову, он с облегчением увидел, что небо по-прежнему оставалось ярко-синим. Там, наверху, еще светит солнце. Он знал, что Родригес не позволит ему задержаться здесь после заката, но вид дневного неба все же несколько успокаивал его.
— Это зависит, — медленно ответил он, — от того, что ты ищешь. Геолог ты или биолог.
— Вот оно как, — сказал Родригес.
— Здесь рай для геолога. В этих скалах сохранилось значительное количество остаточного тепла. Больше, чем может накопиться в результате падения солнечных лучей.
— Думаешь, вулкан еще активен?
— Нет-нет. Он потух, но гора еще теплая — чуть-чуть.
Родригес не ответил.
— Ты понимаешь, что это значит? Этот вулкан может быть намного моложе, чем мы думаем. Намного моложе!
— Насколько?
— Думаю, на какие-нибудь несколько миллионов лет, — ответил Футида возбужденно. — Не больше чем на десять миллионов.
— Мне он по-прежнему кажется чертовски старым, дружище.
— Но здесь может существовать жизнь! Если здесь сохранилось тепло, то в толще скалы, возможно, есть жидкая вода.
— А мне казалось, что на Марсе вода не может быть жидкой.
— На поверхности — нет, — объяснил Футида, чувствуя дрожь восторга. — Но глубже, внутри, где давление выше, там, возможно…
— Там, внизу, по-моему, дьявольски темно.
— Верно, — подтвердил Футида, заглядывая через край уступа, на котором он сидел. Обогреватель скафандра работал нормально; здесь, наверное, было градусов сто ниже нуля, но он чувствовал себя комфортно.
— Мне не нравится, что ты сидишь там в темноте.
— Мне тоже, но ведь именно за этим мы сюда и прилетели, верно?
Ответа не последовало.
— Мне кажется, у нас еще есть несколько сот метров неразвернутого троса, так?
— Тысяча сто девяносто два метра, согласно измерителю.
— Значит, я могу спуститься довольно глубоко.
— Мне не нравится эта темнота.
— Фонарь у меня на шлеме работает нормально.
— И все-таки…
— Не волнуйся за меня, — настаивал Футида, отметая опасения астронавта.
Ему хватало и своих собственных страхов; он не хотел сражаться еще и со страхами Родригеса.
— В конце уступа я видел щель, — сообщил он астронавту. — Похоже на отверстие старого лавового туннеля. Возможно, он ведет довольно глубоко внутрь.
— Думаешь, это хорошая мысль?
— Я взгляну, что там внутри.
— Не делай того, чего ты не обязан делать.
Футида поморщился, медленно поднимаясь на ноги. Все тело болело от синяков, полученных при падении, и затекло после долгого сидения на камне. «Иди осторожно», — предупредил он сам себя. Хотя здесь, внутри, камень теплее, здесь тоже могли попадаться участки, покрытые льдом.
— Слышишь меня? — позвал Родригес.
— Если бы я послушался твоего совета, то спал бы сейчас в своей собственной кровати в Осаке, — пошутил японец, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно и весело.
— Да, наверное.
Неловко передвигая ноги, Футида направился к замеченной раньше расселине. Фонарь на шлеме отбрасывал вперед светлое пятно, но ему приходилось слегка наклоняться, чтобы свет падал под ноги.
Вот она, он заметил ее. Узкая, слегка округлая дыра в базальтовой стенке. Похожа на вход в пиратскую пещеру.
Футида ступил внутрь и огляделся, освещая фонарем стены.
Это лавовый туннель, он был уверен. Подобно норе какого-то гигантского инопланетного червя, он, изгибаясь, вел внутрь. «Как далеко?» — подумал биолог.
Заглушив внутренний голос, шептавший ему об опасности, Футида двинулся вперед, в холодный, темный Лавовый туннель.
— Джейми, — раздался резкий голос Стэси Дежуровой, — у нас тревожное сообщение от Родригеса.
Услышав голос Дежуровой, разнесшийся по куполу, Джейми, сидевший в геологической лаборатории за электронным микроскопом, оторвался от экрана. Оставив образец породы во включенном приборе, он рванулся в центр связи.
Дежурова молча подала Джейми наушники, и вид у нее был мрачный. Остальные ученые столпились позади них.
Голос Родригеса был спокойным, но напряженным.
— …там, внизу, больше двух часов, а затем радиоконтакт прервался, — говорил астронавт.
Джейми уселся во вращающееся кресло рядом с Дежуровой и, поправив микрофон, сказал:
— Это Уотерман. Что случилось, Томас?
— Мицуо спустился в кальдеру, как и было запланировано. Примерно в пятидесяти — шестидесяти метрах от края он обнаружил лавовый туннель и вошел туда. Затем его передатчик заглох.
— Сколько времени?..
— Прошло более получаса. Я дергал за трос, но ответа не получил.
— Как ты думаешь, что произошло?
— Либо он без сознания, либо его радио вышло из строя. Я дергал за трос как следует. Никакого отклика.
Астронавт не упомянул о третьей возможности: о том, что Футида мог погибнуть. Но эта мысль жгла Джейми.
— Ты говоришь, что радиоконтакт прервался, когда он все еще был в туннеле?
— Да, верно. Это случилось более получаса назад.
Тысячи возможных объяснений мелькали в мозгу Джейми. Страховка очень прочная, оборваться она не может, это Джейми знал твердо. Такие углеродные тросы выдерживают тонны нагрузки.
— Скоро начнет темнеть, — напомнил Родригес.
— Тебе придется спуститься за ним, — сказал Джейми.
— Знаю.
— Просто зайди туда и выясни, что с ним. Погляди, что случилось, и вызывай нас.
— Ладно. Понял.
— Мне это не нравится, но тебе придется это сделать.
— Мне это тоже не очень-то нравится, — заметил Родригес.
Преодолевая боль, застилающую сознание, Мицуо Футида осознал иронию ситуации, в которой оказался. Он сделал великое открытие, но ему не суждено выжить и рассказать о нем другим.
Войдя в лавовый туннель, он почему-то почувствовал непривычный страх, как герой старого фильма ужасов, который медленно, боязливо идет по узкому коридору дома с привидениями, держа в руке лишь мерцающую свечу. Но этот коридор был туннелем, давным-давно проделанным в скале потоком раскаленной лавы, и свет исходил от фонаря на шлеме скафандра Футиды.
«Чепуха! — фыркнул он про себя. — В скафандре ты в безопасности, и трос связывает тебя с Родригесом, который ждет там, наверху». Он вызвал астронавта и завел с ним пустую болтовню, просто чтобы не чувствовать себя отрезанным от всей вселенной в темном узком туннеле.
Камеры виртуального изображения, укрепленные у него на шлеме, записывали все, что он видел, но Футида подумал, что только геолог заинтересуется фильмом об этом тесном коридоре, вызывающем приступ клаустрофобии.
