Через две недели контракт был наконец доведен «до кондиции». Доленко отправился к Максимову лишь после полудня, так как боялся, что с утра Маша может уехать за покупками и он не застанет ее дома. Его впустила прислуга. Директор занимался правкой рукописи в своем кабинете и, когда Доленко подошел к нему, едва удостоил его взглядом.
Достав из кейса новый контракт, инженер положил бумаги на край стола.
— Проходите, — буркнул Максимов, махнув рукой в сторону гостиной. — Найдете там мою жену или прислугу. Они угостят вас кофе. Посидите, пока я просмотрю контракт.
Его тон покоробил Доленко. Похоже, директор не видел особой разницы между красавицей женой и служанкой. Инженер вошел в гостиную, обставленную с вызывающей роскошью, доступной, в его представлении, одним лишь олигархам, правительственным чиновникам высокого ранга и новым русским. Тут никого не оказалось. Тогда он пересек гостиную и очутился в большом холле, куда выходило несколько дверей. Одна из них была приоткрыта, и Доленко расслышал голос Маши. Она тихонько что-то напевала, занимаясь уборкой квартиры. Затем выключила пылесос и появилась на пороге.
Чувственные округлости ее тела, бездонные глаза и волосы цвета светлой бронзы, пронизанные солнечными лучами из распахнутого настежь окна — все было в ней восхитительно. На ней были синие джинсы и красная клетчатая ковбойка, но даже в этом незатейливом наряде она была так хороша, что у него перехватило дыхание.
— Здравствуйте, Анатолий Александрович, — улыбнулась она. — Я сейчас сварю кофе и принесу что-нибудь перекусить, а вы посидите пока в гостиной и посмотрите телевизор.
— Спасибо, — поблагодарил он и, чтобы не выглядеть полным идиотом, добавил: — Сейчас по телевизору идет сериал, который я люблю. Так что это как раз кстати.
Маша кивнула. Доленко почувствовал на себе холодный, оценивающий взгляд искушенной женщины, которая прекрасно знает, как действуют на мужчин ее чары. Она как будто старалась понять, что он за человек. Потом повернулась и вышла, оставив его одного. Ему ничего не оставалось, как вернуться в гостиную. Через пять минут Маша появилась и вкатила низкий столик на колесиках. Тонкий белый фарфор, серебряное блюдо с пирожными, еще одно блюдо с бутербродами, кофейник, салфетки, сигареты и откупоренная бутылка коньяка.
Доленко смотрел на все совершенно ошеломленный.
— Сжальтесь, Маша! — сказал он наконец. — Ведь это как в кино. Не осуждайте скромного инженера, если в своем смятении он, может быть, опрокинет чашку! Она рассмеялась.
— Нет, опрокидывать чашки нельзя. Это старинный саксонский фарфор. Очень дорогой. Вы должны быть осторожным.
Маша нагнулась, включила проигрыватель. Минуту она стояла перед большими стереоколонками, раскачиваясь в такт песне, исполняемой Валерием Леонтьевым. Затем усилила звук, чтобы музыку было слышно во всей квартире. Взяла бутылку коньяку, наполнила две рюмки, налила кофе. Утром Доленко не успел позавтракать. Поэтому он без особого труда съел все.
Потом они стояли у окна и курили.
— Мне так хорошо с вами, Анатолий.
Теперь она придвинулась почти вплотную к нему.
— Я думаю, что Александр Васильевич уже подписал контракт. Надо пойти узнать, — сказал он осторожно. И тут до него дошло, что она едва слышит, о чем он говорит.
Запрокинув голову, Маша не отрываясь смотрела на него, и в ее глазах появилось манящее выражение. У Доленко перехватило дыхание. А Маша словно растворилась в нем. Этот поцелуй был как откровение — иначе о нем и не скажешь. Секунд двадцать — тридцать они стояли, обнявшись, потом она резко высвободилась из его рук и, отступив назад, прижала палец к губам. Она не сводила с него взгляда. Ее незабудковые глаза затуманились и были полузакрыты.
— У тебя на губах помада, — произнесла Маша своим хрипловатым, волнующим голосом.
Повернувшись, она быстро подошла к двери и тотчас исчезла.
* * *
На следующий день Доленко вернулся к себе домой лишь после восьми часов вечера. Мысли его по-прежнему были заняты Машей. Он закурил сигарету, сел на кухне и задумался. В который раз он спрашивал себя: чем он смог привлечь молодую, богатую женщину? Впрочем, этот поцелуй мог быть лишь минутным капризом. Нужно выбросить ее из головы. Нечего и надеяться, что ради какого-то инженера она бросит своего мужа. Что он мог ей предложить? Свою убогую однокомнатную квартиру? Да его заработка не хватит ей на нижнее белье. Это была всего лишь прихоть избалованной женщины.
Внезапный звонок нарушил ход его мыслей. Он встал, прошел в комнату и снял трубку.
— Привет, Анатолий. Ты занят?
Кровь ударила ему в голову. Этот низкий, хрипловатый голос он узнал бы из сотни других.
— Нет.
— Нам необходимо увидеться, — продолжала Кириллова. — Не возражаешь, если я заеду к тебе около одиннадцати?
— Буду рад!
— Тогда до встречи. — Она повесила трубку.
Было всего две минуты двенадцатого, когда в дверь позвонили. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Он открыл дверь.
— Извини, что так поздно. Мне пришлось дожидаться, пока Максимов соберется и уедет в командировку.
От этого признания у него снова захватило дух. Он пригласил ее войти. Миновав прихожую, Маша прошла в дальний, самый темный конец комнаты и опустилась в кресло.
— Я хочу извиниться за то, что случилось вчера. — Она держалась спокойно и деловито. — Ты, наверно, подумал, что я из тех доступных женщин, которые вешаются на шею первому встречному?
Доленко был несколько обескуражен таким началом.
— Ну что ты. Во всем виноват я сам. Мне не надо было…
— Пожалуйста, не спорь, — нетерпеливо прервала его Маша. — Со мной такое впервые. Признаюсь, я на минуту потеряла голову.
Она поудобней устроилась в кресле.
— У тебя сигареты не найдется?
Анатолий поспешно достал из кармана пачку и протянул ей. Маша взяла сигарету. Анатолий поднес зажигалку и закурил сам.
— Мне до сих пор стыдно! Но почему не назвать вещи своими именами? Ты понимаешь, что женщине в моем положении приходится несладко. И все-таки нельзя давать волю чувствам. Вот я и подумала, что разумнее всего будет приехать к тебе и объяснить, почему это произошло.
— Маша, не думай, что я вообразил…
— Конечно, вообразил! Я нравлюсь мужикам, и ничего с этим не поделаешь. Некоторые, когда узнают, что мой муж старше меня на тридцать лет, начинают буквально преследовать меня по пятам. Но я до сих пор не встретила человека, который мог бы увлечь меня по-настоящему, и мне не составляло труда отделываться от особенно назойливых.
